Алексей Карпов - Владимир Святой [3-е издание]

Дальнейший рассказ летописца хорошо известен, поскольку содержит красочное предание о подвиге киевского богатыря-кожемяки, спасшего родную землю:

«Владимир пошел против печенегов и встретил их на Трубеже, у брода, где ныне Переяславль. И встал Владимир на этой стороне, а печенеги на той, и не смели ни наши на ту сторону перейти, ни те на эту. И подъехал князь печенежский к реке, вызвал Владимира и сказал ему: “Выпусти ты своего мужа, а я своего, и пусть борются. Если твой муж одолеет, не будем воевать три года, если же наш муж одолеет, то будем за три года воевать”. И разошлись порознь. Владимир же вернулся в свой стан и разослал биричей [117]по стану, спрашивая: “Нет ли такого мужа, чтобы мог схватиться с печенежином?” И не нашелся такой. Наутро приехали печенеги и привели своего мужа, а у наших никого не оказалось. И стал тужить Владимир, посылая по всему своему войску. И пришел к князю один старый человек, и сказал ему: “Княже! Есть у меня один меньшой сын дома. Я с четырьмя вышел, а он дома остался. С детства никто его бросить оземь не мог. Однажды случилось мне бранить его, а он кожу мял — и рассердился он на меня, и разодрал череви [118]руками”. Услышав это, обрадовался князь и послал за ним. И привели его к князю, и поведал ему князь все. Он же отвечал: “Княже! Не знаю, смогу ли я с ним схватиться. Испытайте меня: нет ли быка, великого и сильного?” И нашли быка, великого и сильного. И повелел тот разъярить быка, приложив к нему раскаленное железо, и пустили быка, и побежал бык мимо него, и схватил он быка рукою за бок, и вырвал кожу с мясом, сколько рука захватила. И сказал ему Владимир: “Можешь с ним бороться!”

Наутро пришли печенеги и стали звать: “Нет ли мужа? Вот наш готов!” Владимир же той ночью повелел вооружиться. И приступили обе стороны. Выпустили печенеги своего мужа — был он зело превелик и страшен. И выступил муж Владимиров, и увидел его печенежин, и посмеялся, ибо был тот среднего роста. И размерили место между обоими полками, и пустили их к себе [119]. И схватились они, и стали крепко держать друг друга. И удавил тот печенежина руками до смерти, и ударил им оземь. И кликнули (наши. — А. К.), и побежали печенеги, а Русь погналась за ними, избивая, и прогнали их.

И обрадовался Владимир, и заложил город на броде том, и назвал его Переяславль, потому что переял славу отрок тот [120]. И сделал его Владимир великим мужем и также отца его. Владимир же возвратился в Киев с победой и со славой великой» {427} .

Этот яркий рассказ вызвал живой интерес у переписчиков летописного текста, и большинство поздних книжников дополняли и приукрашивали его. Так, натуралистические подробности поединка между печенегом и русским приведены в Летописце Переяславля Суздальского, памятнике XV века:

«…И схватились оба, и начал татарин (печенег. — А. К.) крепко давить его. Сей же схватил его за плечи и за шею, захватил и стиснул его и начал держать, не сдавливая. И вскоре задергал печенежин руками и издох в руке его, потому что не давал тот ему ни единожды вздохнуть. И узрев его мертвым, ударил им оземь, и разошлось нутро его, и рассыпались кости».

В «Истории Российской» В.Н. Татищева приведена другая подробность: «…Вскоре ударил усмарь (кожемяка. — А. К.) печенежина головою в брюхо его, от чего печенег, не устояв, пал на землю; усмарь же убил его ногою» {428} .

Летописный рассказ, несомненно, основан на каком-то дружинном предании, повествующем о подвиге одного из «великих мужей» (то есть бояр) князя Владимира. Автор «Повести временных лет» не знал его имени. (Имя Переяслав, упоминаемое в отдельных списках летописи, конечно, не в счет: оно явилось следствием неправильного прочтения первоначального текста.) Напротив, позднейший автор Никоновской летописи называет отрока Владимира по имени — Яном Усмошвецом (то есть Кожевенником, от древнерусского слова «усма» — выделанная кожа), и рассказывает о других его подвигах, совершенных совместно с богатырями Владимира, в частности, с Александром (Алешей) Поповичем. Мы еще будем говорить об этих преданиях Никоновской летописи, в которых князь Владимир Святославич уже полностью отождествлен с былинным Владимиром Красное Солнышко и в которых действуют былинные, а не исторические герои. Не относится ли к ним и упомянутый Ян Усмошвец, сказать трудно.

Подвиг юноши-кожемяки, спасшего родную страну от врагов, нашел отражение и в народных сказках восточных славян — украинской (о Кирилле Кожемяке) и русской, записанной на Тамбовщине (о Никите Кожемяке).

Само же летописное сказание составлено, вероятно, значительно позже описываемых событий. Это следует хотя бы из приведенного в нем народного объяснения названия города. Из летописей мы знаем, что город Переяславль существовал задолго до князя Владимира. (О нем упоминает договор Руси с греками 907 года.) В 992 году Владимир, вероятно, заложил новый «город» в смысле возведения новых стен, укреплений (остатки которых обнаружены археологами), может быть, даже на новом месте, но города заново не переименовывал.

В то же время достоверность летописного рассказа в целом не вызывает сомнений. Это касается и основного его сюжета — единоборства русского и печенежского богатырей. В древнем обществе единоборство было очень распространенным способом решать исход войны. Изначально в поединке сходились предводители враждующих войск, «князья». В глазах людей того времени они олицетворяли собой свою собственную державу, ее могущество и силу. С их смертью или поражением заканчивалась их власть над людьми, и потому казалось вполне естественным, что победителю в такой схватке должно было отойти достояние побежденного, включая жену, детей, имущество и всю подвластную ему землю.

Это был суровый, но, надо сказать, вполне справедливый обычай. По крайней мере, он давал возможность избежать пролития лишней крови и сохранить жизнь большинству участников битвы. Начиная войну, правитель должен был задуматься о том, что прежде чем ввергать в пучину схватки своих подданных, ему придется доверить мечу собственную жизнь.

Со временем князья стали уклоняться от личного участия в поединке. Их власть освобождалась от пут родоплеменных ограничений; из сакрального владыки, связанного необходимостью исполнять множество обычаев и обрядов, иногда слишком жестоких по отношению к нему лично, князь превращался в правителя государства, повелевавшего подданными по закону («правде») и своей воле. В единоборстве сходились особые «поединщики» — самые сильные и опытные воины. (Хотя, например, сын князя Владимира Мстислав Тьмутороканский предпочитал сам решать свою собственную судьбу и судьбу своего княжества; летопись и «Слово о полку Игореве» с восхищением вспоминали о его единоборстве с касожским князем Редедей.) Постепенно поединок превращался в своеобразный ритуал, предшествующий настоящей битве.