Николай Мельниченко - Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели

Второй наш ляп мог иметь еще более печальные последствия. В каждом сооружении мы должны установить батарею высокоэффективных авиационных аккумуляторов. Поставлялись они в сухозаряженном виде. Наша задача: залить аккумуляторы электролитом, провести КТЦ (контрольно-тренировочный цикл). Высокие параметры аккумуляторов требовали очень точного соблюдения режимов. Всего требовалось несколько сотен аккумуляторов. Их подготовка – большая работа, на которую был выделен «целый» мичман Воропаев с несколькими матросами. Аккумуляторы заряжались группами от генератора. Что-то заставило меня заглянуть на участок Воропаева. Зарядный ток на амперметре был совсем маленький, хотя двигатель генератора ревел в полный голос. Заглянув в банки аккумуляторов, я увидел кипящий электролит, чего не должно быть ни при каких режимах. Сам Воропаев встревоженно суетился, понимая, что происходит что-то не так. Я немедленно остановил зарядку и начал разбираться. Причина нашлась быстро: клеммы амперметра были закорочены толстой медной проволокой!

– Эт-та что за прелести? – спрашиваю Воропаева.

– А без этого он зашкаливает сразу же, – оправдывается мичман.

– А где шунт?

– ???

Выясняется, что доблестный мичман-электрик понятия не имеет о шунтах для некоторых амперметров постоянного тока. Находим упакованный шунт (калиброванный резистор) к данному прибору, подключаем, запускаем зарядный генератор на старом режиме. Оказывается, зарядный ток превышал требуемый в несколько раз. Полчаса такого «заряда», и драгоценные аккумуляторы пришлось бы выбросить. Без них не может работать ни одно сооружение полигона, что, конечно, повлекло бы много вопросов местных Штирлицев и соответствующие выводы. Рисую эту картинку Воропаеву. Остатки волос на его лысине стают дыбом…

С аккумуляторами «до того» была еще одна значительная передряга. Из «Советского Союза», как называли мы всё находящееся вне острова, сообщили, что тонна требующейся нам дистиллированной воды где-то затерялась и не может быть поставлена в срок. Командование решило организовать производство дистиллята своими силами. Со всей Новой Земли были собраны маленькие медицинские дистилляторы: их набралось около 20 штук. Сосчитали, что при круглосуточной работе в течение месяца можно обеспечить в срок потребность полигона. Мгновенно выделили палатку возле озера с пресной водой, установили дизель-генератор, организовали круглосуточную вахту матросов. Производство драгоценного дистиллята пошло медленно, но неуклонно. На четвертые сутки дежурный матрос сладко уснул. Дистилляторы выработали запас воды, затем все до единого сгорели… Виновного матроса отправили, конечно, на губу на полную катушку, но воды от этого не прибавилось. На большом кворуме, задумчиво чесавшем коллективную репу, я предложил добывать воду из чистых слоев глубокого старого снега. Поскольку других идей не было, ухватились за эту. Костя Иванов выделил полевую кухню, котел которой вылизали до нездорового блеска. Солдаты в глубокой расщелине отрыли слой чистейшего зернистого снега. Процесс пошел «семымыллионнымы шагамы» , как говаривал наш доблестный замполит полковник Пилюта. Через несколько дней «вопрос был закрыт».

Удостоверение об этой «рационализации» у меня хранится в почетной папке: за вынужденную серенькую идею я получил денег больше, чем за все, вместе взятые, хитроумные изобретения с мировой новизной, подтвержденной выданными авторскими свидетельствами…

Как ни тщательно мы готовились к работам, предусмотреть и захватить с собой все нужные мелочи – невозможно. Что-то ломается и требует ремонта. Что-то приходится изменять, переконструировать. Для всех таких дел нужны гаечки, шайбочки, болтики или другая дребедень, которой полно в «технических архивах» у каждого уважающего себя человека техники. Для него эти ящики с техническим барахлом представляют такую же ценность, как записные книжки для Ильфа-Петрова. Кроме того, что оттуда всегда можно извлечь нечто совершенно необходимое именно сейчас, сам процесс «перелистывания» старых запасов может пробуждать воспоминания и доставлять эстетическое наслаждение…

Увы, мы, «упавшие с ледокола», почти не имеем такого технического архива, потребность в котором начинает ощущаться с первых дней. Нам очень не хватает, например, мелкого крепежа: этих самых гаечек-винтиков. Обращаем свои взоры на окрестности и видим, что поживиться есть где. На берегу бухты стоит целый парк невиданных ранее машин – амфибий. Это большая прямоугольная плоскодонка с заостренными носом и кормой. Автомобильные колеса внизу под днищем кажутся маленькими и лишними, зато винт на корме внушает уважение. Возникает даже проект: из нескольких амфибий собрать одну, чтобы не зависеть от щедрот Мальченко и Полунина. Более внимательное изучение объектов заставляет отказаться от независимости: со всех двигателей сняты самые важные детали. Кладбище ранее плавающих и ездящих монстров используется для добычи крупного крепежа, тросов, крюков. Иногда бензорезом мы вырезали и нужные для дела куски металла из корпуса.

Гораздо больший интерес с эстетической точки зрения представлял собой гидросамолет «Каталина» (?), находящийся на берегу метров за 100 от родной стихии. Я люблю самолеты – «в любом виде».

– Гиви, ты любишь апельсины?

– Кушать – люблю, а так – нэт.

В отличие от прагматичного Гиви, мне нравятся самолеты в любом виде: в движении, особенно при взлете, а также как произведения искусства с великолепными рационально-скупыми формами. Но настоящий «кайф» я получаю при близком знакомстве с внутренностями самолета. В каждой детали я вижу великий труд и озарения конструкторов. Чистота и точность изготовления каждой детали особенно гармонируют с четкой мыслью конструкторов. В любой мелочи все продумано, надежно, красиво и почти невесомо. Вот на флоте, военную форму которого я ношу, меня поражают совсем обратные свойства деталей: сверхнадежность и увесистость, граничащая с расточительностью. Какой-нибудь выключатель или регулятор громкости радио заключен в массивный литой корпус из бронзы, с сальниками в приливах для пропуска кабелей, – фактически тоненьких проводков в могучей изоляции. Когда мы говорили, что консервная банка сделана в морском исполнении, это значило, что она уцелеет, если даже весь корабль разлетится вдребезги. Бесспорно, такая тяжеловесность вызвана особыми морскими условиями, особой соленой сыростью, но и инерция мышления, несомненно, имеет место быть.