Николай Мельниченко - Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели

На третьей мачте, однако, экономии времени не получается: народ уже выдохся. Кроме того, из низких туч начал поливать с ветром мелкий холодный дождик. Одежда сразу стала тяжелой, инструмент и земля, по которой передвигаемся, – скользкими. С третьей мачтой провозились опять почти целый час. Мы – мокрые и измученные. Матросов в столовой ждет то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак. В деревянном балкЕ – передвижном домике – Леша тоже накрыл «завтрако-ужин» и ждет конца операции. Заветная бутылка, неведомо как доставленная на нашу Землю, украшает собой стол. Впрочем, для любой выставленной бутылки удивление вызывает не способ доставки: их достаточно много, сколько героизм и необычайная стойкость личностей, сохранивших ее до какого-нибудь срока. Свирепые островитяне органически не могут откладывать употребление «на потом»: это две вещи «несовместные». Особенно, когда откладывать на потом надо чужое спиртное… Леша не догадывается, что у меня день рождения. Просто, он хочет высказать таким образом мне «спасибо» за эффективную помощь.

А с помощью у нас форменный затор. Для подъема мачты мы собираем на ней тяжелую падающую стрелу (еще ту стрелу, с площадки Д-8!), заводим на мачту трос крепления с вершины падающей стрелы. На этой же вершине крепится трос, идущий к крюку гусеничного трактора. Трактор начинает тянуть трос, когда падающая стрела находится почти в мертвой точке. Она должна взмыть вверх, но может свернуть вправо или влево, не поднимаясь. Чтобы этого не произошло, мы выставляем трактор очень точно по оси мачты и веревками, силой четырех человек – по два с каждой стороны, пытаемся удержать стрелу от дурацкого поворота. На предыдущих трех мачтах падающая стрела послушно взмывала вверх и принимала на себя груз поднимаемой мачты. На четвертом подъеме стрела взбесилась и не хотела идти вверх, заваливаясь то вправо, то влево. После каждого завала, мы сдавали трактор назад, освобождали все троса, разбирали стрелу на две части: только так ее можно было поднять и переставить, чтобы по-новому опять собрать на мачте…

Раза четыре проклятая падающая стрела заваливалась в сторону, упорно не желая подниматься вверх. Мы промокли до последней нитки, вымазались в глине по самые уши. Ожидающие нас харчи, так требующиеся для восстановления уходящих сил, уже давно остыли. Леша, не дождавшись моего прихода, слегка приложился к бутылке и сейчас передвигался, как лунатик…

На этот раз стрелу долго и особо точно настраивали, трактор передвигали по миллиметру. Боковые веревки удерживали по три человека с каждой стороны: на помощь пришли дежурные и проснувшиеся офицеры. Даю трактору команду на небольшое перемещение, чтобы выбрать слабину троса. Стрела сжата и подрагивает, боковые оттяжки удерживают ее от неверных телодвижений. Командую трактору малый ход. Стрела стремительно сваливается вправо и шлепается в грязь. Удерживавшие веревку справа еле успели отскочить, часть «левых» повергнуты в грязь веревкой, которую они опоздали выпустить…

Матросы взвыли. Шостак громко загибает трехэтажным, не обращая внимания на присутствующих офицеров. Леша Венкстерн прямо физически мучается. Все смотрят на меня.

– Ну, все ребята, – говорю я. Последовавшую паузу большинство поняли, что работу мы бросаем. Но я продолжил:

– Делаем еще одну попытку подъема. Ну, уж если опять ничего не получится… (Народ замер, ожидая спасительного окончания) – то будем… опять пробовать.

Неизвестно почему матросы и Шостак начинают ржать в полный голос. Сил будто прибавилось: стрелу быстро разбирают-собирают. Трактор выставляем без особой тщательности. Стрела радостно взлетает в серое небо и начинает плавно поднимать мачту…

Через 15 минут последняя мачта была закреплена и ее вершина спряталась в низких облаках. А еще говорят, что техника не имеет души!

Все свободные от работы товарищи политработники и всевозможные Штирлицы ходят на рыбалку, охоту, сбор гагачьего пуха и кайриных яиц. У нас, монтажников, работы идут хорошо, и мы решаем несколько часов использовать для передышки, посвятив их охоте. Занимаю у Кости Иванова до боли знакомую боевую винтовку Мосина образца 1891/30 года (в 1930 году на прицельную планку навели некий лоск, потеряв при этом точность пальбы). Я знаю, что перед использованием оружие надо пристрелять, но не делаю этого по причинам: а) некогда; б) негде; в) нечем – патронов всего-то штук пять. На двух гусеничных тракторах веселая компашка – человек шесть – отправляется вглубь острова, подальше от берега. Берегись все живое! По крайней мере, – мой Мосин способен завалить даже мамонта: мощный патрон и тяжелая пуля 7,62 мм сохраняют убойную силу на 2 километра!

Что-то я не могу припомнить в своей жизни рыбалки или охоты, когда бы мне повезло. Наш трактор переходит вброд небольшой ручей: в ложбинке поверх снега протекает небольшой ручеек. Внезапно посредине ручейка трактор проваливается одной гусеницей вниз. Кабина по диагонали оказывается в снежно-водяной каше, Двигатель глохнет. Все обитатели трактора мгновенно оказались на крыше кабины и на сухой гусенице. Снежная каша начала угрожающе закручиваться вокруг поверженного трактора. К счастью, второй трактор еще на ходу. Он подает крюк, наш водитель, почти погрузившись в воду, зацепляет крюк. После цирковых усилий наш трактор оказывается на берегу, но, увы, – лишенный хода. Трактор на буксире отправляется назад, а мы идем вверх по коварному ручейку. Вскоре он как-то рассасывается, и мы бредем по кочкам почти очистившейся от снега болотистой тундры. Рыбаки сворачивают к озеру, а я движусь к гряде холмов, окружающих наше плато. Бреду довольно долго. Вдруг замираю: слышен гогот гусей. Оглядываюсь: метрах в 50-ти между кочками вертикально торчат две гусиные шеи и, разговаривая на своем языке, бдительно вращают клювами на 360 градусов. Я просто падаю на оттаявшие лужицы и прячусь за ближайшую кочку покрупнее, удивляясь, как это гуси подпустили меня так близко.

Века цивилизации и землепашества многих поколений предков слетают с меня как докучливая шелуха. Я – первобытный охотник. Моей добычи в далекой пещере ожидает голодная подруга с выводком пищащих малышей. Последнее время мне не везло: мелкая добыча ускользала, а от раненного мамонта я сам еле унес ноги и долго залечивал свои раны. Если я и на этот раз не добуду пищу, – мой выводок погибнет от голода, а жену заберет в свой гарем свирепый вождь соседнего племени, который уже давно положил на нее глаз…

Все-таки расстояние слишком велико для непристрелянного, только что изготовленного лука, да и в стрелах, возможно, отсырел капсюль. Надо бить наверняка. Метров через 10, по пути стрелы к вожделенным гусям, высится кочка большего размера. Надо добраться туда. Передвигаюсь по-пластунски, замирая во время гусиного осмотра окрестностей. Холодная водичка проникает сквозь шерсть к голодному брюху, но это только закаляет терпение и обостряет внимание…