Александр Бобров - Олесь Бузина. Расстрелянная правда

Но «арийские» корни все-таки сказывались. В юности Иван Франко не только увлекался социализмом, но и был убежденным сторонником расистских теорий. Знания по этому вопросу он почерпнул во Львовском университете, где, кроме лекций по филологии, прослушал «бесплатные курсы психологии, палеонтологии и национальной экономии».

Свои воззрения, почерпнутые из немецкоязычных брошюр, он изложил в «Мыслях об эволюции в истории человечества», изданных, когда их автору едва исполнилось двадцать пять. Молодой Франко верил, что расы делятся на низшие и высшие. К первым он относил вымерших неандертальцев, а также негров, бушменов и папуасов, которых скопом вообще называл «найнижчими» – то есть самыми примитивными.

По теории Франко, примитивные расы раньше других «вирізнилися з мавп». И только от них через тысячи лет произошли более совершенные индивидуумы. Случилось это где-то между Африкой и Индией, где сейчас плещется океан, а в допотопные времена, по утверждению Ивана Яковлевича, находилась «суха земля» – утонувший впоследствии континент Лемурия.

К чести Франко следует сказать, что он всегда оставался расистом-теоретиком. Негров на улицах Львова не бил – как по причине отсутствия таковых в Австро-Венгрии XIX в., так и из-за слабого телосложения. Низкорослого, рыжего и физически недоразвитого литератора даже не взяли в армию. Специальная «суперарбитрационная» комиссия признала хилого расиста непригодным для службы императору Францу-Иосифу II с винтовкой в руках.

К сожалению, об интересных антропологических взглядах юного Каменяра у нас сегодня умалчивают.

Наверное, чтобы не привлекать внимание скинхедов к его творчеству.

Расистские взгляды Франко гармонично сочетал с масонством. Стихотворение Ивана Яковлевича «Каменярі» сегодня, как и в советские времена, входит в школьную программу. При социализме его трактовали как гимн революции – свидетельство истинно пролетарской ориентации украинского классика. «Лупайте сю скалу!» – учили мы на уроках, продираясь через завалы франковского творчества. На самом деле, в пору написания «Каменярей» поэт пережил бурное увлечение масонством. Именно их называли «вольными каменщиками». Да и вся символика стихотворения – отнюдь не рабоче-крестьянская.

По словам историка и политолога Константина Бондаренко, «в середине XIX столетия, наверное, процентов девяносто всей галицкой интеллигенции (и поляков, и немцев, и украинцев) принадлежали к масонам. Масонских лож существовало несколько. Некоторые вели свой отсчет еще с XVIII века. Некоторые только образовались. Система строгого признания со стороны мирового масонства еще не считалась обязательной. К какой именно ложе принадлежал Франко, неизвестно. Однако его творчество периода 70-х гг. во многом пронизано масонскими мотивами. В «Каменярах» это влияние, несомненно – мессианство, голос сверху, призывающий к жертвенности во имя других – все это очень характерно для идеологии «вільних каменярів». Но масоном Франко пробыл недолго. С конца 70-х годов он включился в социалистическое движение, которое отвергало и религию, и масонство как пережитки прошлого».

Но не стоит полагать, что Иван Франко только то и делал, что горел на общественных работах. Искал он себя и в других сферах. Иногда довольно пикантных. Вот отрывок из письма слегка растаявшего «каменяра» к невесте Ольге Рошко. В январе 1879 г. он признается ей в своих тайных увлечениях: «Красота людська, – чи то мужчин, чи то женщин, – все робить на мене дуже сильне враження… Впрочім женщини тутешні відстрашують, ні, відражають мене. З мужчинами я сміліший. Ти не знаєш, певно, що коли хто міг бути предметом твоєї заздрості, то скорше мужчини, ніж женщини. Я більше мужчин любив у своїм житті, ніж женщин знав. І знаєш що, – се в мене якась неприродна дика, любов».

Двадцатитрехлетний Франко описывает, как он обожает разгуливать по Львову, всматриваясь в мужские лица, иногда знакомится, заговаривает с приглянувшимися экземплярами, разочаровывается… Все это вызывает у него очень противоречивые чувства: «Мені встидно і страшно не раз, коли почну викликувати в своїй памяті ті лиця, що мені подобалися і притягали мене до себе, але що я можу зробити? Я знаю, що причина того неприродного потягу до мужчин дуже проста – виховання, зовсім відособлене від женщин, – але чи ж міг я се змінити?»

Наслушавшись таких признаний, Ольга Рошко – дочь священника – взяла и вышла замуж. Но не за Франко, а за надежного сельского попа – Владимира Озаркевича. И чего, спрашивается, испугалась? Ну, любил жених цепляться на улицах к понравившимся представителям своего пола. Что ж тут такого? Члены нашего Союза писателей наверняка в этом никакой крамолы не усмотрят. Мол, скучал человек, хотел поговорить…

В конце концов Каменяру все-таки удалось жениться. Невесту он нашел аж «за границей» – в Киеве. Приехав в «мать городов русских» из австрийского Львова за деньгами для задуманного журнала, Иван Яковлевич встретил девушку, которая «созрела». Звали ее Ольга Хоружинская. Она приходилась сестрой жены преподавателя коллегии Галагана Е.К. Тригубова. Свела их так называемая «українська справа», имевшая порой сексуальный подтекст.

Вскоре Франко предложил Ольге руку и сердце. И сразу же получил положительный ответ. Ученой барышне страшно хотелось замуж! Чтобы жених, не дай Бог, не передумал, она приехала во Львов сама с двумя сотнями рублей, собранными на журнал. Впоследствии Франко признавался, что женился без любви – «з доктрини, що треба оженитися з українкою і то більш освіченою, курсисткою». Свой выбор он называл не архиблестящим, утверждая, что с другой женой мог бы «розвитися краще і доконати чогось більшого». В общем, по примеру большинства наших мужчин во всех неудачах винил не себя, а бабу.

Идейный украинский брак оказался не лучшим проектом. Буквально накануне свадьбы странный литератор познакомился с полной противоположностью своей невесты. Девушка была по национальности полькой, украинским вопросом не интересовалась и служила на почте. «Фатальне для мене було те, що вже листуючись з моєю теперішньою дружиною я здалеку пізнав одну паночку польську і закохався в неї, – признался Франко в письме историку Агатангелу Крымскому. – Отся любов перемучила мене дальших десять літ». Звали панночку Целина Журавская. Ради нее Каменяр, плюнув на идейность, даже опубликовал по-польски в одном из львовских изданий повесть «Манипулянтка». Да, да! Сначала по-польски, и только потом – на украинском языке. Чуть было не пропала «українська справа»!

Личная жизнь на два фронта подорвала молодую семью. Не получая должной порции мужниной ласки, супруга писателя медленно, но надежно сходила с ума. Как однажды выразился Иван Яковлевич, «на тлі зразу еротичнім». Если верить Франко, она даже покушалась на его жизнь.