Федор Раззаков - Самые красивые пары советского кино

Так получилось, что Лидии Савченко досталась лишь малая (начальная) доля славы Леонида Филатова. Как верно она сама заметила: «Я его готовила другим женщинам». Этой другой стала Нина Шацкая, которая с 1982 года стала жить под одной крышей с Филатовым и вкусила его подлинную всесоюзную славу. За 9 лет (1982–1990) он снялся в 15 фильмах и фильмах-спектаклях, которые упрочили его славу одного из самых популярных актеров советского кино. И кого только он тогда не играл: инспектора угро (т/ф «Петля», 1984), следователя прокуратуры («Соучастники», 1984), журналиста («Европейская история», 1984), театрального режиссера («Успех», 1985), советского наркома Чичерина («Чичерин», 1987), замшелого чиновника, влюбившегося в молоденькую медсестру («Забытая мелодия для флейты», 1988), популярного тележурналиста (т/ф «Претендент», 1988), полковника в одной из ближневосточных стран («Загон», 1988), еще одного чиновника («Город Зеро», 1989) и др.

Огромным успехом пользовался телефильм «Про Федота-стрельца, удалого молодца» (1988), где Филатов исполнял свою собственную сатирическую поэму-сказку, играя всех ее персонажей. Ничего подобного на советском ТВ до этого еще не было.

Как ни странно, но ни в одном из этих фильмов не снималась Нина Шацкая. То есть Филатов и в новом браке не изменил своему принципу – с женой вместе не сниматься. Хотя, например, в Театре на Таганке все было иначе. И в спектакле «Мастер и Маргарита» они (тогда еще любовники) играли главные роли. Но кино Филатов считал своей вотчиной и жен туда не пускал. Или, может, просто боялся, что станет ревновать их к возможному успеху?

Вместе с Шацкой Филатов прожил ровно 20 лет. Вот как она сама вспоминает про эти годы:

«В первые два года притирки, 83‑й и 84‑й, мы стали неожиданно часто ссориться. Единственный раз в жизни надавали друг другу пощечин… Я в сердцах выкрикнула: «Не люблю тебя!» – а Леня потом меня целовал, повторяя: «Прости, Нинча! Скажи, что ты меня любишь…» Даже накануне долгожданной свадьбы устроили перепалку в машине у друзей. Не помню из-за чего, но я попыталась ударить жениха… Леня выбежал на дорогу – я в слезы: «Мы завтра расписываемся… Он не придет!» Но тем же вечером любимый снова был у меня дома…

За 15 лет (1963–1978) совместной жизни с Золотухиным я не видела от него ни одного подарка. Хотя вру: на один день рождения Валерий принес мне какой-то «бабушкин» платок с бахромкой, на другой – кубик-рубик. Ни за какие знаменательные события – за появление на свет Дениски, за то, что придумала название к его повести «Дребезги», – меня не вознаградили. При Золотухине я ходила в стареньком пальтишке, стоптанных сапогах. У нас не было телевизора, в морозилке пельменей не хранилось, чтобы гостям при случае на стол выставить… Попросила у Валерия мелочь – десятку на новые сапоги… Просьбу мою не уважили… Тогда, еще будучи в браке, я подала на алименты – так меня довел Золотухин! И эта моя реакция стала поводом для развода. «Может, разойдемся?» – предложил Валерий, однажды вернувшись от своей возлюбленной. Я сразу согласилась…

С Леней же у нас началась совсем другая жизнь: из каждой поездки он привозил ворох красивых вещей – мне, сыну, маме… И отчего-то злился, когда я пыталась зарабатывать: ездила на гастроли с концертами – исполняла цикл песен о Пушкине, который Леня сам же и написал. «Почему тебе надо вымараться в этом г…не? – спрашивал в письмах. – Я что, мало зарабатываю? Тебе нечего есть?»

Сейчас смотрю на Валерия и не верю, что мы вообще состояли в браке, – настоящая любовь вытеснила все, что было до нее… Так же и у Лени…

В браке с Золотухиным я не отличалась особой хозяйственностью. А в отношении Лени была «сумасшедшая»… Мы еще даже не жили вместе – а носила ему в театр бульоны: казалось, любимый недоедает. А когда он уезжал на гастроли, собирала неподъемный чемодан со всякой едой. Освободила его от всех домашних дел – Леня был абсолютно не приспособлен к быту. Только однажды на спор приготовил борщ, заявив, что может его сварить не хуже меня. Я усомнилась, и Леня взялся за дело. Вся плита была заставлена кастрюлями – в каждой он готовил навар из отдельного овоща, потом смешивал все вместе, перчил, солил… Заляпал всю стену… И вышла очень вкусная… каша. Гордился потом невероятно!

Несколько раз слышала от Лени: «Мне все равно, где и как жить». Мы с Валерием раньше бывали у них в гостях с Лидой. И то жилье действительно смотрелось не очень обаятельно, хотя Леня прожил там столько лет… Мы же с ним первое время ютились в малогабаритной однокомнатной квартирке без прихожей. Когда получили «двушку» с высокими потолками в сталинском доме, Леня переступил порог и заявил: «Все, с этого момента я себя причислять к народу уже не могу!» Будто мы в пентхаус переехали!..

Любую напряженную ситуацию Леня мог перевести в шутку. После ссоры он вдруг говорил с дурашливой интонацией: «Нюська, посмотри на своего музку! Как он тебя любит!» – и сплющивал лицо между ладонями до неузнаваемости. Я не могла удержаться от смеха.

Были ситуации, в которых Леня вел себя как ребенок. Помню, приехала в Кишинев, где он давал концерты. Утром в наш гостиничный номер влетели два голубя, забились под кровать. Мы в ужасе вскочили с постели, чтобы выпустить непутевых птиц. «Дурной знак», – переживал Леня. Я успокаивала: «Дурачок, голубки – символ любви, это мы с тобой!» К животным мы оба относились трепетно… Как-то сидели в гостях у знакомых. Вдруг Леня вышел… Обнаружили его в соседней комнате – стоит на четвереньках нос к носу с домашним псом. Знакомятся…

Раскол «Таганки», расстрел Белого дома – как раз после этих событий Леня пережил инсульт… Болячки настигали мужа одна за другой, но я была счастлива, что мы вместе. Сначала вылечила Ленину язву 12‑перстной кишки: с утра заставляла его в полудреме выпивать молоко с настойкой прополиса, потом давала пять ложек навара овса… Это был единственный способ заставить его проглотить лекарство: в бодром состоянии Леня отказывался сидеть на диете и мог съедать целиком острые перцы-чили, тайком от меня умудряясь их где-то доставать. Но болячку нам все равно удалось победить – через год язва закрылась.

А потом начались безумные скачки давления, я мерила его каждые 2 часа, даже ночью. Иногда Леня обессиленно сползал на пол, я обнимала его голову, и мы молились. Врачи долго не могли определить, что сужение сосудов происходит в почках. Когда Лене сделали операцию по пересадке почки, он очень тяжело от нее отходил, и я всеми силами старалась поддерживать в нем желание жить. Купила мужу 4 костюма: «Куда мне они, Нюська?» – пытался улыбнуться Леня. «Ты встанешь и будешь их носить». Леня мне очень верил – даже больше, чем врачам. Та операция продлила ему жизнь на несколько лет.