Валерий Перевозчиков - Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого

— Вместе вы в Москву летали?

— Несколько раз мы летали… Летали на ноябрьские праздники. И чтобы не тратить деньги на билеты — студия такие праздничные поездки естественно не оплачивала — мы летели с тем летчиком, который был консультантом на картине. Звали его Спартак… А фамилия… Грине-вич! Спартак Гриневич. Он нас возил в кабине самолета, — безо всяких билетов.

— А окончательное возвращение в Москву?

— Ну что… Мы приехали домой. Конечно, вся моя семья пришла в ужас. Не потому, что Володя показался им глупым, и не потому, что они подумали: он — нечестный и неблагородный человек… Нет. Может быть, и у них было какое-то тщеславие: я — студентка, снимаюсь в главной роли! Может быть, они ждали чего-нибудь необыкновенного… Человек высокого роста, в шикарном костюме придет с цветами и сделает препозицию насчет их дорогого дитя… Во всяком случае, они приняли нас прохладно.

А у меня это отдалось потом тем, что с момента рождения Аркаши я уже думала, что буду чьей-то свекровью… Что мой ребенок кого-то ко мне приведет… И, наверное, это было хорошо, что я увидела, как это ужасно, когда не с первого раза все хорошо.

И Нина Максимовна — Володина мама… Поначалу и она отнеслась к этому сдержанно. Тем более, она-то знала, что Володя еще женат на Изе (Иза Константиновна Высоцкая — первая жена В.С. Высоцкого).

Потом я познакомилась с Семеном Владимировичем Высоцким и тетей Женей, и одновременно с большим количеством родных Володи. В Киев уезжала мать Семена Владимировича — Дарья Алексеевна. И там на вокзале были все: и дядя Леша ((Алексей Владимирович Высоцкий) с тетей Шурой, Лида Сарновна с Виталиком… И мы все познакомились. Там мне показалось немного теплее, но в то же время я почувствовала… Да, праздничная атмосфера, да, семейная торжественность, — а там внутри — бог знает как…

Первое время мне было обидно, что Володю моя семья не очень приняла, — за исключением бабушки, ей он понравился сразу. Было обидно, что я неканоническим способом попала в Володину семью… Но все это на нас не очень влияло. Конечно, всех смущало то, что мы очень долго были не зарегистрированы, не «расписаны». А в то время это было очень важно, — на матсрей-одиночек смотрели очень недоброжелательно. Но вот честно: для нас с Володей никакого значения не имело.

— Отношение Высоцкого к детям?

— Давайте я так скажу: отношение Высоцкого к детям и отношение Высоцкого к женщинам… Детей — даже собственных — Володя немного стеснялся. Не потому, что он к ним плохо относился, — а именно потому, что он уважал их, даже грудных детей уважал. Это звучит смешно, но это так. Уважал… Как мы робеем перед высшим судом, перед высшим авторитетом.

И не потому, что он чувствовал какую-то вину, нет. Но стеснялся детей… Он боялся им не понравиться! Честное слово! Причем с самого начала. Ну, и никогда не подлизывался…

— А отношение к женщинам?

— Пусть меня найдет и плюнет мне в лицо тот, кто сможет доказать, что Володя когда-нибудь за глаза плохо говорил о женщинах. Уверена, что этого не было! Никогда никому не поверю, если кто-то будет это утверждать. Я никогда не слышала, что Володя хоть что-то неуважительное сказал про Изу.

Когда Иза приезжала в Москву, Володя ездил с ней встречаться, — иногда у тети Жени, а чаще у Карины Диа-доровой. И никогда Володя не чувствовал, что совершает неблагородный поступок по отношению ко мне. Я Изу совершенно не знала, — и не то чтобы ревновала, но — удивлялась. И зря удивлялась. Может быть, если бы я не удивлялась, Володе никогда в жизни не пришлось бы говорить мне неправду. И если ему приходилось это делать — это на моей совести, а не на его. Это я вам как перед богом говорю.

— Вернемся к детям. Дети — это много домашней работы: стирка, уборка, пеленки …

— Никогда никакой домашней работой Володя не брезговал. Он и пеленки стирал, и таскал их на руках, и бегал за молоком… Домашнюю работу он любил делать и делал это весело и артистично.

Скучал без детей, беспокоился за них. Как многие отцы, он беспокоился даже больше, чем я — потому что просто не знал, насколько прочны у ребенка руки и ноги. Никогда с детьми не сюсюкал. Не только с нашими, но никогда вообще. Никаких специальных детских словечек не было, — всегда серьезно, как с взрослыми, как с равными…

Сказать, что дети были очень сильно к нему привязаны, я не могу. Конечно, и Аркаша, и Никита больше были привязаны ко мне, к моей маме, к Нине Максимовне. Просто потому, что они Володю редко видели. Надо же понять, что театральный актер вечером дома не бывает. По выходным и праздникам — тоже не бывает. А гастроли, а съемки… Но все равно он всегда помнил про них. Аркашину фотографию он до дыр заносил. Никитина была маленькая, аккуратная, — она помещалась в бумажнике. Да что говорить, он действительно их любил.

А когда мы расстались, он приезжал, когда мог. Я, правда, не любила отпускать с ним куда-то детей. Не любила. Тут я должна объяснить одну существенную вещь. Скорей, ответить на замечание Нины Максимовны, что Володя очень переживал, когда дети учились в школе под моей фамилией…

Это действительно так: я об этом договорилась с директором школы… Они учились под моей фамилией до восьмого класса, пока не получили свидетельства об окончании восьмилетки. Не знаю, но мне кажется, что Володя это понял. Не то чтобы я спрашивала разрешения, — в любом случае я бы это сделала, — но я ему объяснила… Я это делаю, чтобы детей не коснулись сплетни. Злых языков и грязных сплетен именно тогда, в начале семидесятых, было много. И эти сплетни не коснулись детей. Наверное, Володя и был огорчен, — но он понял, что это правильно. А в восьмом классе ребятам дали их законную фамилию. Никита перешел в спортивную школу, а Аркаша в специальную математическую. Аркадий любил астрономию и математику, а Никита занимался баскетболом.

— А где вы жили?

— Первое время мы жили на Беговой, в квартире моего дедушки. Там жили: дедушка с бабушкой, сестра бабушки, моя мама и мы с Володей. Папа не все время там жил, потому что его мать — моя вторая бабушка, была очень больна. Квартира была двухкомнатная… Там же родился Аркаша, там же родился Никита.

Квартиру в Черемушках Нина Владимировна получила, когда Аркаше был год, — это было поздней осенью 63-го года. По-моему, новоселье мы праздновали как раз в Аркашин день рождения… Но там была все-таки совсем маленькая квартира. И мы жили на два дома: по временам у Нины Максимовны, по временам у моих родных. А окончательно к Нине Максимовне мы переехали осенью 65-го года и жили там до осени 68-го.

— Родители-с той и с другой стороны-помогали вам?

— Конечно! Мы бы без этой помощи просто не смогли прожить. Материально? — Ну, что могла Нина Максимовна с ее маленьким окладом… И сколько же она делала! И с какой любовью, с какой тщательностью она делала Аркашино приданое, Никитино приданое… В то время ведь трудно было с детским бельишком: не то что импортную — советскую распашонку невозможно было найти. И как Нина Максимовна ухитрялась при всей своей занятости где-то все это находить!?