Глеб Сташков - Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции

Неудивительно, что Михаил – храбрец, который восхищал даже лихих бесшабашных горцев, – довольно быстро охладел к героическим подвигам на передовой. Уже в июне 15-го он просит Николая II назначить его главноуправляющим коннозаводством. Царь отказал: «Великим князьям, и особенно моему брату, нельзя занимать места во главе отдельного ведомства при существовании Думы. Могут случиться весьма неудобные и щекотливые положения!» Странный аргумент. Выходит, что быть главнокомандующим «при существовании Думы» великий князь может, а заведовать коннозаводством – никак нет.

«Наверное, это опять “она”, которая заставляет его добиваться другого положения», – жалуется Николай II на Наталью Брасову [348]. Он, кстати, не единственный, кто подозревал ее в интригах. «Говорят, что графиня Брасова старается выдвинуть своего супруга в новой роли, – писал в дневнике завсегдатай великосветских салонов Морис Палеолог. – Снедаемая честолюбием, ловкая, совершенно беспринципная, она теперь ударилась в либерализм. Ее салон, хоть и замкнутый, часто раскрывает двери перед левыми депутатами. В придворных кругах ее уже обвиняют в измене царизму, а она очень рада этим слухам, создающим ей определенную репутацию и популярность» [349].

Кто имел все основания считать себя обиженной, так это Наталья Сергеевна. Французский посол по ошибке называет ее графиней – титула она не получила. Хоть ее брак с великим князем и был признан законным, Николай II, Александра Федоровна, Мария Федоровна – все обсуждают, как бы сделать так, чтобы Михаил пореже с ней виделся. Со своей законной женой! Поневоле вдаришься в либерализм.

Весной 16-го Михаил Александрович снова просит брата отозвать его с фронта. На этот раз он хочет должность в Ставке. «Тогда я стал ему проповедовать о нашем отце, о чувстве долга, примере для остальных и т. п., – возмущается Николай II. – Когда я кончил и мы простились, он еще раз холодно, совершенно спокойно попросил не забыть его просьбы, как будто я совсем и не говорил. Я был возмущен» [350]. Царь возмущен. Михаил, не получивший назначения в Ставку, обижен. Наталья снедаема честолюбием. В итоге к 1917 году великий князь заключил союз с председателем Думы Родзянко и будущим премьером Временного правительства князем Львовым.

В начале войны понюхали пороху и сыновья великого князя Константина Константиновича, носившие титул князей императорской крови. Константиновичи – единственные, кому пришлось «получать похоронки». В сентябре 1914 года в бою с немецкими кавалеристами был смертельно ранен 21-летний корнет Олег Константинович. Отец немедленно помчался в госпиталь и успел приколоть к рубашке умирающего сына Георгиевский крест. Олег, как и отец, писал стихи. Первым из Романовых получил не только военное, но и светское образование – закончил Царскосельский лицей. Константин Константинович не смог пережить утрату. В июне 15-го он умер от сердечного приступа. А в мае на фронте погиб муж его дочери Татьяны – князь Константин Багратион-Мухранский. После этого Константиновичей старались держать подальше от передовой, что значило – поближе к дворцовым интригам.

Владимировичи – вечная головная боль командования еще со времен русско-японской войны. Тогда генерал Куропаткин вынужден был отослать с фронта Бориса Владимировича. Вроде бы великий князь нарвался на пощечину от какой-то дамы, к которой приставал. В 1914-м весь свет обсуждал, как Андрей Владимирович в Варшаве крутил роман с женой Адама Замойского, адъютанта главнокомандующего.

В итоге буйных Владимировичей удалось пристроить на почетные, но ничего не значащие посты. Кирилла – командиром Гвардейского экипажа, Бориса – походным атаманом казачьих войск, Андрея – командующим лейб-гвардии конной артиллерии. Гвардейский экипаж нес караульную службу при дворцах и обслуживал императорские яхты, а конная артиллерия и казаки были разбросаны по всем фронтам, так что атаман и командующий – чисто номинальные должности.

Летом 15-го Кирилл и Андрей всячески поддерживали кандидатуру генерала Рузского на пост начальника Штаба. В противовес генералу Алексееву. «Как предупредить государя, что Алексеев никуда не годен? – сокрушался Андрей. – Даже ежели и сказать ему всю правду, то он не поверит». И справедливо добавлял: «Да и верить ему нам нет никаких оснований» [351]. Действительно, было бы странно для царя внимать советам кузена Андрея, которого за месяц до этого сняли с должности за неповиновение начальству.

Великие князья благоразумно промолчали. А их поддержка Николая II в деле смены верховного главнокомандующего заметно улучшила отношения между ними и царской семьей. 2 сентября 1915 года Александра Федоровна разговаривает по душам с Марией Павловной, а уже 4 сентября Николай II пишет жене: «Приятно слышать со всех сторон такие похвалы Борису и как его любит не только его собственный полк, но и другие» [352]. Тогда-то царь и решил назначить Бориса походным атаманом, причем сначала кандидатом на эту должность был Михаил Александрович.

Видимо, Борис Владимирович переоценил расположение к себе царской семьи. В январе 1916 года он, известный гуляка и бабник, сватается к старшей дочери царя Ольге. Той самой, к которой когда-то безуспешно сватался Дмитрий Павлович.

«Мысль о Борисе чересчур несимпатична: я убеждена, что девочка никогда не согласится за него выйти, и я вполне ее понимаю», – пишет Александра Федоровна 28 января. 13 февраля она еще более категорична: «Отдать сильно пожившему, истрепанному, видавшему всякие виды молодому человеку чистую молодую девушку, которая моложе его на 18 лет, и поселить их в доме, где многие женщины “делили” с ним жизнь!» [353]

Борису отказали. А уже в апреле великому князю, которого так любят все полки, царь влепил выговор за хамское обращение со своим начальником штаба. В июне походный атаман вообще чуть не вызвал международный скандал. В Царскосельском клубе стрелков брякнул английскому офицеру, что, разобравшись с Германией, Россия начнет войну с Англией. (В элитных офицерских клубах, надо сказать, на сухой закон закрывали глаза.) Августейшая болтовня стала известна английскому послу Бьюкенену и министру иностранных дел Грею. От Бориса потребовали объяснений. Будь он слегка поумнее, сказал бы, что ляпнул, не подумав. Но великий князь начал уверять, что своими ушами слышал такие разговоры в Ставке. Англичан, естественно, это не обрадовало. Скандал, конечно, замяли, но Борис получил очередную выволочку.

Вряд ли повеса Борис Владимирович расстроился из-за неудачного сватовства к Ольге. А вот Марию Павловну задержка с ответом, а потом отказ разозлили до глубины души. Еще в сентябре 15-го Александра Федоровна стояла «на верном пути», говорила «ясно, положительно и верно». А уже в феврале Мария Павловна жалуется Палеологу, что «императрица сумасшедшая, а государь слеп; ни он, ни она не видят, не хотят видеть, куда их влекут.