Феликс Медведев - Мои Великие старики

Михаил Ульянов

И вот мне представилась наконец возможность все узнать из первых рук, и оказалось, что случай, показавшийся мне из ряда вон выходящим, для Михаила Александровича – всего лишь типичные обстоятельства нашей советской действительности.

– Было такое. Дело в том, что Анна Максимовна Манке, в квартиру которой я и впрямь приволок, не помню уж, то ли кресло, то ли стол, была замечательной личностью, подругой моей жены еще со школьной скамьи. Но в один «прекрасный» день во время борьбы с «космополитизмом» Аню замели, естественно, без суда и следствия. Замели надолго. В лагере она вышла замуж, родила сына. Сталинская эпоха была страшна тем, что люди теряли свое человеческое обличье, и если на кого-то падало подозрение или тем более его арестовывали, то этот несчастный оказывался в вакууме: его мгновенно бросали друзья, родственники, сослуживцы. Все боялись, всех пронизывал животный страх: «А вдруг меня возьмут из-за него?» Ну, так вот, моя жена (актриса Алла Петровна Парфаньяк. – Ф. М.) – человек с характером, не бросила подругу и продолжала почти демонстрировать свою близость к ней: писала письма в лагерь, чего-то там хлопотала, советовалась. После смерти Сталина Аню освободили, она стала работать в Центральном доме литераторов, и теперь уже, не боясь, вся Москва бегала к ней с просьбами, ибо Анна Максимовна заведовала отделом по организации модных тогда литературных встреч с писателями.

Вот и вся история. История, я бы сказал, типичная. В ней отражено страшное время и его последствия. Вы удивились, увидев меня в необычном ракурсе, но ведь это тоже для нас типично, я бы сказал, буднично. Да, когда у нас артист тащит на горбу какую-то тяжесть, это не героизм, это норма, ибо сами знаете, не всегда найдешь человека, который помог бы при случае что-то там сделать по хозяйству, да и не всегда есть деньги оплачивать рядовые услуги. Такие, извините, мы прекрасные демократы. Ульянов или там кто-то другой на моем месте – это вам не Джек Николсон или Сильвестр Сталлоне, которые если и тащат что-то на своих плечах, так тащат миллионы, сокровища. Мы жили и живем другой жизнью. Мы не живем, мы боремся за жизнь. Этакая великая непрестанная Куликовская битва.

– Вас, Михаил Александрович, считают актером далеко не ниже, а выше многих мировых звезд, которые на виду у публики и от которых не отстает пресса. Но что-то толпы журналистов у входа в Театр имени Вахтангова я не заметил. Обидно. И за вас, и, как говорится, за державу. Или я не прав?

– Да не знает нас никто. Если по серьезному счету, то я могу назвать два-три имени, о которых знают за границей. В свое время знали Сергея Бондарчука с его великими, грандиозными картинами, знали немного Иннокентия Смоктуновского, хотя он заслужил явно не «немногого». А из нынешних, конечно, знают Никиту Михалкова в трех лицах божества, который по-хорошему везде успевает: и сняться, и руководить, и кинематограф спасать, и свои картины подать западному зрителю.

Да и как нас можно узнать (Михаил Александрович раздраженно повышает голос), если у нас в Москве-то картины не идут. Вот сейчас я снялся в двух фильмах, но их нигде не показывают. Так как же о нас узнать? Американцы заполонили весь мир – хорошим кино, плохим, великим, замечательным или халтурным, но заполонили. Поэтому, хочу я или нет, спросите в любой деревне – и вам скажут, кто такой Де Ниро или Сталлоне. Да что они – лучше нашего Юрия Яковлева или Анатолия Папанова? А Сергей Юрский или Олег Борисов – это актеры российского ли только масштаба! Это из того, прошлого поколения, но я могу назвать и иных молодых, которые вынуждены сниматься в какой-то проходной белиберде, в «клубничке». А почему? А потому, что за «клубничку» платят. Ведь всем надо кормить семью, детей, одеваться хотя бы сносно. Вот и унижаются. Вспоминаю в связи с этим такой случай. Лет 20 назад я был на фестивале в Сан-Себастьяне с «Братьями Карамазовыми». Нас представляла знаменитая испанская актриса Кармен Сильвия, прелестная, красивая женщина. Когда она вышла на подиум, зал взорвался, как сумасшедший, – ее любила вся страна. И вот наши организаторы решили показать советский фильм в каком-то рабочем клубе, на окраине города. Как же обойтись без лобзаний с гегемоном?! Едем мы туда и видим, что наша богиня Кармен как-то неадекватно себя ведет: чем-то возмущается, строит недовольные гримасы, наверное, матом по-испански проходится. Спрашиваем переводчика и узнаем: она ужасно не хочет ехать в этот рабочий клуб, для нее это оскорбление, девальвация ее реноме в глазах зрителя. А нам хоть бы хны! Я не говорю, что это плохо – такое массово-затейное общение с народом, но я ничего и хорошего в этом не вижу. Не можем мы, не умеем нести свою марку, ценить талант, да и преподнести себя, свое искусство не можем. А вы говорите, Сталлоне…

– Вы получали приглашения на роли от зарубежных продюсеров?

– А как получишь при таком положении вещей? Сейчас нет, а когда-то приглашали в Германию. Я тогда снялся в нашумевшей картине «Битва в пути». Фильм понравился Вальтеру Ульбрихту, руководителю ГДР. И он приказал всей стране просмотреть его как партийный документ. Короче говоря, зовут меня на какие-то там съемки. Стали обсуждать гонорар за работу. И в конечном итоге выходило, что из семисот марок за съемочный день мне приходилась ничтожная доля. Да еще и с унижениями, с получением рублями, а то и с предложением пошива парочки выходных костюмов вместо денег. Вот так мы позволяли себя принижать. Подачками, лестью.

– Михаил Александрович, не хочу вас обидеть, но скажите, почему вы постоянно в своих воспоминаниях оглядываетесь на прошлое? Ведь вас любят и сегодня, вы и сегодня – в самом прямом смысле – честь и слава русского искусства. Неужели вы считаете, что все уже в прошлом, и, как сказал Блок, «мы – дети страшных лет России – забыть не в силах ничего»?

(Замолчал, вздохнул, подумал).

– Люди моего поколения, события моей давней жизни – это не прошлое. Это настоящее, ибо оно живет с нами, в нас тлеет и в нас смердит. Да, когда я разговариваю с молодыми актерами нашего театра, для них мои штудии – давняя история. И это тоже нормально. Для них все, что там, далеко, не так страшно и не так болезненно, как для нас. Поэтому я не согласен с вами, что все уже в прошлом. Да и кто знает, в прошлом ли. Как сказал один умный актер, обращаясь к молодым: «Вы непуганое поколение». А мы – пуганое. И я живу настоящим с точки зрения прошлого. Уж слишком за мной жуткий тянется хвост. Это притом что я не самый несчастный человек на этой Земле.