Владимир Липилин - Крылов

Действительно, профессора Н.Н. Зыбин и И.П. Колонг весьма скоро «сняли шапки» перед своим молодым учеником и последователем. Первый, экзаменуя Алексея, посмотрел на исполненный им чертеж уничтожения полу-круговой девиации по способу Эри и сказал:

– Сотрите, у вас неверно.

– Позвольте вам доложить, господин капитал первого ранга, и доказать, что у меня верно, сделав более крупный чертеж.

– Делайте, неверное останется неверным.

Но настойчивость младшего понравилась старшему. За возникшей симпатией последовал весьма пристальный взгляд профессора на экзаменующегося, красноречиво выражавший удивление. Вникнув в предлагаемый его вниманию укрупненный чертеж, преподаватель во всеуслышание самокритично произнес:

– Извините, у вас все верно, я ошибся.

И незамедлительно представил Алексея Крылова профессору де Колонгу, заверив последнего, что лучшей кандидатуры для работы в Компасной мастерской не сыскать даже в грядущих десяти выпусках.

Профессор де Колонг, приняв мичмана Алексея Крылова в штат на должность производителя работ, очень скоро убедился в абсолютной справедливости зыбинской рекомендации. Более того, с первых же шагов в практических занятиях в мастерской подчиненный показал себя далеко не новичком в серьезнейшем морском деле. Немного спустя Иван Петрович Колонг писал в представлении морскому министерству: «Высоко уважая труды комиссии, покорно прошу Совет извинить меня, что, не будучи им уполномочен, позволю себе рекомендовать офицера, обладающего глубокими сведениями в той же отрасли знания, какую комиссия во мне нашла полезной для деятельности экспертизы. Считаю долгом прибавить, что этот офицер уже около полутора лет сотрудничает мне и в области своей деятельности представил несколько капитальных трудов, которые в скором времени будут напечатаны. Этот офицер – мичман Алексей Николаевич Крылов».

Блестящая характеристика для начинающего службу молодого офицера, но разве о таком поприще ему думалось?

«Я пробыл в Морском училище с 9 сентября 1878 г. (несколько расходится академик с данными послужного списка, в котором дата поступления Крылова в училище – 13 сентября. – В.Л.) по 1 октября 1884 г., когда, после окончания курса и по сдаче экзаменов по теоретическим предметам и практического экзамена после плавания, я был произведен в мичманы флота с назначением в 8-й Флотский экипаж, расположенный в Петербурге в Крюковских казармах».

Училищная конференция к тому же постановила наградить Крылова премией имени генерал-штаб доктора Менде с занесением фамилии на мраморную доску.

Итак, впереди – осуществление жизненной мечты, впереди – море?

К сожалению, нет: развившаяся близорукость заставила отказаться от чисто флотской карьеры. По собственному выражению, отстояв в экипаже «раза два в карауле», побыв «раза три на фронтовом учении», расставшись до лучших времен с желанием совершить кругосветное плавание, Крылов назначается в Компасную мастерскую Главного гидрографического управления.

В середине ноября 1884 года 21-летний статный мичман Крылов в парадной форме – при эполетах и кортике – ступил на порог Адмиралтейства, петровской колыбели русского флота.

В одном из частных писем Крылов так писал о начале службы и работы в компасной мастерской: «В 1884 г., по окончании курса Морского училища, я был назначен в чине мичмана производителем работ в компасную мастерскую. Ив.П. де Колонг поручил мне произвести все наблюдения и расчеты делений сия так называемого дефлектора компаса, т.е. прибора, служащего на корабле для измерений горизонтальной и вертикальной составляющей магнитной силы, действующей на стрелку компаса».

Но прежде чем ввести нового прораба в курс его будущих занятий, де Колонг спросил у него:

– Читаете ли вы по-латыни?

Судя по тому, каким тоном был произнесен вопрос, отрицательного ответа не предполагалось.

– Я был в классической гимназии, и мы читали Корнелия Непота, – неопределенно сказал прораб.

– Вот и отлично! – подытожил начальник и вручил подчиненному брошюру великого Гаусса «Напряжение земной магнитной силы, приведенное к абсолютной мере». «Вот тут-то, – писал Крылов, – я вспомнил герр Котковица и его тариф и требовательность и увидел, что латынь полезна: недаром у Козьмы Пруткова сказано: «и теребентин кому-то полезен».

Брошюру мичман изучил, подробный конспект составил. Генерал де Колонг все проверил, остался доволен и допустил мичмана к самостоятельной работе. Генерал и не подозревал, что подтолкнул мичмана к шутливому повторению сократовского высказывания: «Я знаю, что я ничего не знаю». Это «открытие» заставило Крылова серьезно взяться за латынь.

И хотя успешны первые служебные шаги, завершившиеся работой под названием «Вычисление делений сил дефлектора компаса», и хотя непосредственное начальство в лице И.П. де Колонга весьма довольно молодым помощником, заметив в нем достойного для себя восприемника важного морского дела, сам он в смятении от собственного незнания.

Некоторое утешение, правда, было в подобной же растерянности и у Александра Ляпунова, также занимавшегося поисками самоутверждения. Хотя – нет: сверстник-дядя просто солидаризируется с племянником, его магистерская диссертация, доказывающая устойчивость различных эллипсоидов равновесия, привлекла к себе внимание. Саша скромничает, а сам вступил в дружеское соперничество с Анри Пуанкаре.

– Никто не мешает и тебе, Алеша, сделать то же самое.

– Ты полагаешь, у меня достанет сил, Саша?

– С избытком!

Недолгими, но чрезвычайно полезными были сомнения – они выявили предстоящий объем работы, они подсказали направление приложению сил. Углубленное освоение «мертвого» языка позволило, например, А.Н. Крылову впоследствии самокритично написать в «Воспоминаниях»: «Конечно, я не мог читать ни Цицерона, ни Ювенала, но все они отлично переведены на французский язык; зато я свободно разбирался в элементарно простой латыни Эйлера, несколько труднее в превосходной латыни Ньютона и еще труднее в чисто классической латыни Гаусса и Якоби».

А вот слова академика Л.И. Мандельштама о степени крыловского знания латыни: «К ним (работам А.Н. Крылова. – В.Л.) я причисляю и изумительный перевод «Математических начал натуральной философии» Ньютона… Это не простой перевод. Вряд ли можно назвать ученого в мировой литературе, который так глубоко изучил Ньютона, так проникся его творчеством, как Алексей Николаевич. Своими обширными комментариями к «Началам», представляющими как бы самостоятельный труд, Алексей Николаевич помогает и нам глубже проникнуть в гениальное творение Ньютона».