Леонид Ашкинази - Первый президент (Хаим Вейцман)

Человеку вообще свойственно упрощать, а значит — идеализировать хорошее и очернять плохое. И все-таки тогдашние политики выглядят существенно более «духовными», чем современные. В чем тут дело? Одну из версий высказывает сам Вейцман. «В этом отношении те времена тоже решительно отличались от нынешних: с тех пор Гитлер научил мир не обращать слишком серьезного внимания на общественное мнение вообще и еврейское в частности». Может быть, это и так. Заметим, что Гитлер научил этому и Англию — вспомним начало Второй мировой войны и политику «умиротворения». С другой стороны, Британия была тогда «Владычицей морей», и ее политики (да и ее граждане) легче могли думать «о возвышенном». Да и проблема казалась проще, чем это оказалась впоследствии. Наконец, когда мы говорим, что нынешние политики циничнее тогдашних, мы не учитываем того, что в каких-то аспектах нынешних политиков мы знаем с худшей стороны — российская пресса ангажирована и злобна — своих политиков она ругает по заказу, зарубежных — по общей российской ксенофобии.

А Хаим Вейцман тем временем продолжал заниматься наукой, служебными обязанностями и сионизмом. Причем последним — все больше и больше. Наконец, объем его сионистской деятельности (переписка, встречи, визиты, телефонные переговоры) стал таким, что он и его жена перестали с ним справляться. Вейцман скромно пишет о жене — «объем нашей деятельности стал превосходить ее силы». Было снято небольшое бюро на Пиккадилли, постепенно создалась маленькая группа активистов. Началось издание еженедельника «Палестина».

Уже в марте 1916 года палестинский вопрос обсуждался в канцеляриях европейских правительств. Начались контакты между государствами, осторожное дипломатическое прощупывание. Между тем Хаим Вейцман направляет британскому правительству первый меморандум. На этом документе — в силу его важности — мы остановимся подробнее. Вот что пишет Вейцман в своих воспоминаниях: «Он назывался „Общие принципы программы еврейского поселения в Палестине в соответствии с целями сионистского движения“. В первом параграфе речь шла о национальном самоопределении: „Еврейское население Палестины (под которым в этой программе подразумевалось как существовавшее, так и будущее еврейское население) будет официально признано суверенными правительствами в качестве еврейской нации и будет располагать всей полнотой гражданских, национальных и политических прав в этой стране. Суверенные правительства признают желательность и необходимость еврейского Возвращения в Палестину“.

Во втором параграфе формулировался принцип, который в практическом плане был не менее важен, чем принцип самоопределения в плане теоретическом. Нарушить этот принцип — а он был впоследствии нарушен — означало исказить всю программу. Параграф звучал так: „Суверенные правительства предоставят евреям других стран полное и свободное право иммиграции в Палестину. Суверенные правительства предоставят еврейскому населению Палестины все возможности для немедленной натурализации и приобретения земель“.

Со времени принятия Бальфурской декларации вся история наших усилий в Палестине была в определенной степени историей борьбы за реализацию двух этих принципов. Третий параграф говорил о конкретных путях осуществления наших планов — создании Еврейского Агентства для колонизации Палестины и его задачах. Параграфы четвертый и пятый были посвящены развитию местной автономии и признанию и развитию социальных и общественных институтов, уже созданных нами в Палестине.

В содержании этого меморандума можно усмотреть два аспекта. Один — внешний, декларирующий наши цели и требования перед будущим мандатным правительством Палестины. Другой — внутренний, определяющий наши обязанности по отношению к еврейскому народу. В последующие годы мы столкнулись с затруднениями и в том, и в другом плане; и всегда эти два аспекта находились во взаимном переплетении. Приходится признать, что британское правительство Палестины не оправдало наших ожиданий, а еврейский народ, если говорить в целом, оказался не на высоте своих внутренних задач. И до, и после Бальфурской декларации идея национальной самостоятельности палестинского еврейства наталкивалась на яростное сопротивление определенной части еврейского народа — ассимилированных евреев. Снова и снова к нам, сионистам, предъявляли требования отказаться от обоих принципов: принципа суверенности еврейской нации и принципа свободной иммиграции. Первое требование исходило от евреев-ассимиляторов, второе — от различных групп в мандатном правительстве. В обоих случаях нас заверяли, что это послужит к нашему же благу. В обоих случаях эти рассуждения были нелепы. Национальный принцип составляет источник нашей внутренней силы; принцип свободной иммиграции — единственная основа нашего развития. Для меня несомненно, что эти споры будут продолжаться и впредь — до тех пор, пока осуществление наших целей не снимет их с повестки дня».

Этот меморандум был первой попыткой увязать сионизм со всем комплексом существующих проблем. Это был первый почти официальный документ. Почти — потому что направившая его сторона не была субъектом международного права. И в этом смысле те, кому он был направлен, могли положить его в корзину, даже не вынимая из конверта. Однако — не положили. Искусство политики состоит именно в том, чтобы уловить этот момент, определить этого адресата, сделать именно этот шаг. Еврейскому движению СССР в этом смысле пока не веяло — то ли мы мало делали, и шаги еврейских политиков, в отличие от шагов Вейцмана, не были поддержаны строительством коровников и возделыванием дунамов. То ли правители были глухи к доводам, не было у них религиозной мотивации, как у британцев, или просто были другие заботы, или они должны были больше, чем Ллойд Джордж, принимать во внимание антисемитизм масс. Трудно сказать, что было более, а что — менее существенно, но времена и люди меняются, и в вопросе, в котором не повезло вчера, может повезти завтра.

От Вейцмана же и его соратников требовались мудрость и хитрость — евреи оказались в центре пересечения интересов разных стран. Точнее, не евреи, а Палестина, но для сиониста Вейцмана это было одно. «Теперь все наши помыслы» — пишет Х.Вейцман — «сосредоточились уже не на том, чтобы добиться признания сионистских целей, а на том, чтобы найти правильный путь к их осуществлению и не дать свести на нет наши усилия неразумными уступками и компромиссами». Чем ближе к практическому решению, тем более практичными становятся аргументы Вейцмана. По его беседам, письмам, обращениям видно, как все чаще он обращается к политической целесообразности, пытаясь убедить английские власти, что именно это им нужно.