Анатолий Трофимов - Повесть о лейтенанте Пятницком

Хлестко пальнула сорокапятка, дульное пламя плеснулось левее окопчиков дивизионных разведчиков. Пока Роман добежал до полковушки, атакующие подошли вплотную к особняку. Возле орудия Пятницкий едва не столкнулся с теми, кого принял за номерных орудия. Да это же Горохов! Тимофей Григорьевич! Кто же второй? Надо же - Курлович!

- Вас что, на снаряде перекинули? - удивленно спросил Пятницкий. Но некогда объясняться, что да почему, сказал радостно: - За мной, разумные вы мои, потом поговорим!

Две вечны изрядно поизносили дядьку Тимофея, упыхался, но не отстает. Курлович - вот и возьми его! - выглядел бодрее. Но это только казалось бодрее, как добежали до огневой позиции Васина, скинул с плеч термос и упал замертво, даже глаза закрыл. Коли его штыком - не встанет. Горохов, напротив, сразу начал, хотя и с одышкой, о деле - о новостях, скопившихся за вчерашний вечер и минувшую половину ночи, но Пятницкий остановил его, важнее было послушать младшего сержанта Васина. А новости Васина, как и всякие новости,- такие и этакие: дважды накрывало минометами, отбили контратаку, погиб заряжающий Тищенко, подносчик Мишин - ранен. Снарядов кот наплакал.

Зато порадовала новость старшины Горохова: к рассвету "коробочки" будут, а пока, надеясь на танки, командир дивизии смело отдал для Бомбена последний резерв-роту третьего батальона. Вот, значит, кто атаковал от пруда!

Ко всем новостям - радующим и мрачным - еще одна добавилась, и опять мрачная. К сараю, где недавно совещались Мурашов, Пахомов и Пятницкий, где безуспешно возился с рацией командир отделения связи Липцев и где санинструктор Липатов устроил свой перевязочный, двое, спешно вышагивая, несли на плащ-палатке третьего.

Острые глаза Романа Пятницкого узнали Алеху Шимбуева и Женю Савушкина. Кому в компанию несут - к убитым или раненым? Спешат, едва не бегут Алеха с Женей, значит, еще живого несут. Кого? Пятницкий тоже заторопился.

- Я с вами,- метнулся за ним Горохов.

Возле Андрея Рогозина - это его принесли - уже хлопотал Семен Назарович Липатов. Андрей был без сознания. Женя Савушкин плакал и не таился этого, грязным кулаком размазывал слезы по щекам.

- Руку оторвало,- дергал носом Женя,- в спину угодило, в ногу...

- Есть еще кто? - холодея, спросил Пятницкий.

Устало опускаясь на корточки, Шимбуев ответил:

- Из пехоты троих и сержанта нашего. Горькавенко потом вынесем. Его сразу...

- Как орудие? - все больше тревожился Пятницкий.

- Живое. Товарищ сержант Кольцов командует,- Женя всхлипывал все реже и реже.- Хотели нас... Отбились... Не могли сразу-то товарища лейтенанта принести.

В коровник вбежал Бабьев - посланец от Васина. Правду говорят - беда в одиночку не ходит.

- На бугре у лейтенанта Рогозина свалка, Васин приказал сообщить! выпалил это и столбнячно вытаращился на полураздетое тело Рогозина, про которого сказал как о здоровом.

Значит, не совсем отбились, значит, нечего стоять тут Пятницкому.

- Шимбуев! - выкрикнул Пятницкий.- Со мной!

- А я-то?! - с испугом и растерянностью ребенка, оставляемого бог весть на кого, закричал вслед ему Савушкин.

Пятницкий отозвался из дальней темноты, из-за порога:

- Женя, Семену Назаровичу помоги, потом со старшиной в расчет к Васину!

Пробегая мимо господского дома, Пятницкий понял - особняк взят: из узких сводчатых окон над капителью, вышибив рамы, выкидывали то ли живых, то ли мертвых. Не останавливаясь, послушал: все-таки мертвых - молча падали.

* * *

Контратаки немцев, вообще-то не склонных к ночным схваткам, в Бомбене вопреки всему повторялись одна за другой. Велись они яростно, люди, схлестнувшись в запекающейся злобе, гибли с той и другой стороны, но цели, ради которой они вскипали, немецкие контратаки не достигали. Организуй их противник одновременно с трех-четырех направлений - несдобровать бы батальону Мурашова, не помогла бы и артиллерия, своевременно втянутая на этот кусок земли, охваченный уплотнившимся кольцом вражеских подразделений. Тем более что боезапас артиллеристов был крайне убогим.

Что-то неясное, не разгаданное ни Мурашовым, ни Пятницким, сбивало немецкую организованность, понуждало к лихорадочным, разрозненным наскокам, и Мурашов успевал маневрировать своими небогатыми силами. Захват же высотки, а затем и пробившийся в Бомбей резерв во главе с золотозубым капитаном Заворотневым позволили Мурашову противопоставить суматошной тактике врага спокойную, продуманную оборону. Но спокойствие это было относительным. Нервировали задержка на этом пятачке и сознание, что задача, которую должен был решить батальон к исходу вчерашнего дня; не выполнена: автостраду Кенигсберг - Берлин так и не оседлали.

После очередной контратаки на позиции батальона обвально рухнул шквал огня. Били минометы средних и тяжелых калибров, омерзительно ныли шестиствольные. Переждав этот судорожный обстрел, Пятницкий пошел к майору Мурашову. Миновав кормокухню, развороченную и пропахшую смрадом горелого силоса, он попытался хоть что-то увидеть там, далеко слева по ходу наступления, где не только не их дивизия, но и армия другая. Мешали вековые деревья дорожной посадки и кладбищенская роща. Но по зарницам артиллерийского огня все же можно было судить, что левые соседи еще больше загнули фланг и двигались уже не на северо-запад, а строго на север. Пятницкий недоуменно подумал: "Какого же черта немцы вцепились в этот Бомбей? Самое время уносить ноги!"

Поделился мыслями с Мурашовым, а тот напомнил про автостраду Кенигсберг - Берлин.

- Действует автострада, лейтенант,- сказал Мурашов.- Сдается, все, что связано с ней, немцам дороже тех сотен солдат, которых мы положили и еще положим здесь.

Пятницкий отщелкнул кнопки планшета, вынул карту - не свою, рабочую, а выдранную из какого-то .учебника еще в запасном полку. На ней он отмечал сообщения Совинформбюро. Мурашов усмехнулся:

- Хочешь увидеть, где мы застряли, с высоты Верховного?

- Черта лысого тут увидишь. Кенигсберг, Инстенбург... Пиллау еще... Всю Пруссию мизинцем закрыть можно.

- Под мизинцем этим не только мы - сотни тысяч воюют.- Мурашов подсунулся ближе к освещенному фонарем пятну.- Где тут Берлин?

- Вот,- ткнул пальцем Пятницкий.

Мурашов втянул верхнюю губу, покусал подзапущенные усики, сказал:

- Не думаешь, что немец не к Кенигсбергу по этой дороге подбрасывает, а наоборот - от Кенигсберга к Берлину? В Пруссии, чует, так и так крышка.

- Тогда нам головы поотрывать мало! - искренне взорвался Пятницкий.Чешемся тут...

- Нам оторвать - немцам легче,- возразил Мурашов.- Немцам башки отрывать надо.

- Как бы они нам...- прислушиваясь, насторожился Пятницкий.- Кажись, опять на той высотке?..

Где-то далеко на востоке зрело, накалялось солнце, но сюда его беспредельное напряжение в этот час доходило ослабленно и было в силах обозначить рассвет лишь посеревшим небом. Четче обрисовались макушки деревьев, контурно выпятились развалины строений, в низинной теми, там, где пруд, неровно, едва приметно зашевелился отлипший от воды полог тумана, а со стороны кладбища потянуло погребной могильно-тревожной прохладой. Почему-то раздражающим в этой обстановке послышался гортанный лягушиный клекот. Для этих тварей и война нипочем. Вставая, Пятницкий передернулся.