Дуглас Уайт - Быть Леонардо Ди Каприо

На этом этапе своей карьеры он был не готов взяться за роль Джеймса Дина, но другой погибший актер оказался навеки связан с его именем – Ривер Феникс. Следующая роль, сыгранная Лео, предназначалась Фениксу, и ей предстояло стать самой противоречивой ролью в карьере Ди Каприо.

Кстати, у истории с Ди Каприо и «Дневниками баскетболиста» есть примечательное продолжение. Этот фильм упоминался в связи с судебным разбирательством. Его создателей обвинили в том, что фильм вдохновил убийцу, расстрелявшего своих одноклассников в школе Хит. В 1994 году четырнадцатилетний Майкл Карнил открыл огонь по группе учеников во время общей молитвы и убил трех школьников. Через два года после стрельбы Джек Томпсон предъявил иск на тридцать три миллиона долларов, включив в список ответчиков создателей фильма и заявив, что сценарий, а также два порносайта в Интернете, несколько компаний – производителей компьютерных игр и создатели и распространители фильма 1994 года «Прирожденные убийцы» навели Карнила на мысли о бойне. Дело было закрыто в 2001 году. Но в том же году фильм снова оказался связан с волной паники – на этот раз после массового убийства в школе Колумбайн. Два ученика этой школы, Эрик Харрис и Дилан Клиболд, одетые в черные плащи, с чудовищной жестокостью убили двенадцать учеников и преподавателя, после чего совершили самоубийство. Люди сразу начали сравнивать этот случай с вымышленной сценой из «Дневников баскетболиста», в которой герой Леонардо, одетый в черный плащ, убивает в школе шестерых одноклассников. Фильм упоминался в судебных исках, выдвинутых родственникам жертв. Все иски в итоге были отклонены.

Не всякий двадцатилетний американский актер согласился бы сыграть французского поэта-гомосексуалиста XIX века. Решение взяться за роль Артюра Рембо свидетельствовало о том, как сильно Леонардо отличался от большинства своих современников.

На эту роль утвердили Ривера Феникса, но после его смерти нашлось немного отважных молодых актеров, готовых рискнуть карьерой ради расширения своего актерского диапазона. Лео честно признался, что не имел ни малейшего понятия о том, кто такой Рембо. Эта роль привлекла внимание его отца, Джорджа, – он просматривал все сценарии, которые присылали сыну.

«Я очень благодарен отцу за то, что он подталкивал меня в сторону материала, режиссеров и тем, о которых я сам ввиду своего юного возраста ничего не знал, – говорил Леонардо. – Взять, к примеру, роль Артюра Рембо в „Полном затмении“ – я ничего не знал о нем, но всегда уважал мнение отца, по крайней мере в том, что касается интересных и увлекательных сюжетов и настоящего искусства (хоть и не всегда прислушивался к нему при выборе профессии). Я по-прежнему обсуждаю с ним все „за“ и „против“, прежде чем принять решение».

А вот что говорил Джордж: «Позвольте объяснить вам, кем был Рембо. Это был бунтарь своего времени, Джеймс Дин в мире поэзии. Он был художником-радикалом, а это что-нибудь да значит». Антибуржуазный характер этой роли, безусловно, привлек Лео: «Это как если бы мне предложили сыграть Луи Армстронга – музыканта, который появился, когда в Америке танцевали лишь степ, фокстрот и ходили под ручку».

Лео считал, что отец оказал на него очень существенное влияние: «Он привил мне альтернативный взгляд на жизнь, и это отразилось на ролях, которые я выбираю. Он научил меня тому, что нормальная жизнь – не всегда лучшая и нужно постоянно искать что-то необычное. Именно этого я пытаюсь добиться».

Он признавался: «Я не умею выбирать фильмы, которые понравятся всем. Тут мне еще многому предстоит научиться. Не мешает мне и набраться актерского опыта».

Когда Ди Каприо предложили сценарий «Полного затмения», продюсеры фильма-биографии Джеймса Дина попытались заинтересовать его своим проектом. Он прислушался к совету отца, но спросил и Джима Кэрролла, какую роль лучше выбрать.

«И Джим сказал: „Ты в своем уме, парень? Это же Рембо! Ты псих, если не выберешь его!“ Джим описал Рембо как совершенно исключительную личность, поэта-революционера. Потом я прочел сценарий и увидел невероятного героя, которого мне очень захотелось сыграть».

Рембо был юным гением, который, сам того не подозревая, изменил язык современной поэзии. Его по-прежнему высоко ценят нынешние поэты, даже рок-музыканты XX века. Джим Моррисон из «Дорз» считал себя реинкарнацией Рембо. Своей единственной книгой, сборником стихов «Одно лето в аду», французский поэт оказал влияние на Боба Дилана и Джека Керуака. Ван Моррисон написал песню в подражание Рембо; у Патти Смит была песня «Рембо мертв», а гитарист группы «Телевижн» Том Верлен взял псевдоним в честь любовника Рембо, поэта Поля Верлена.

Кажется невероятным, что поэт-символист Рембо, живший почти в одно время с Ван Гогом, так популярен в наше время. Недавнее карманное издание одного из последних стихотворений поэта разошлось тиражом шестьдесят тысяч экземпляров. Среди его поклонников – даже загадочный Эрик Кантона, футболист «Манчестер Юнайтед». Перед своим длительным отстранением от игр он произнес странную речь о том, как донимают его британские журналисты: «Когда чайки следуют за траулером…» – никто не понял, что на самом деле это была отсылка к символике Рембо.

При жизни Рембо опубликовал только одну книгу – «Одно лето в аду», которой было продано шесть экземпляров. Позднее остаток тиража обнаружили на складе в Амстердаме. Его наследие удалось сохранить лишь благодаря Верлену.

Имена Рембо и Верлена были связаны с такой шумихой, так как за век до того, как шестидесятые годы навсегда изменили западные взгляды на мораль, эта парочка шокировала французское буржуазное общество своим вызывающим поведением. Сценарист Кристофер Хэмптон – тот самый, что адаптировал для кино свою пьесу «Опасные связи», – был одержим Рембо еще со времен учебы в университете.

Хэпмтон с шестнадцати лет мечтал написать историю о двух поэтах, однако тема казалось ему слишком смелой для дебютного проекта. В двадцать лет, когда он учился в Оксфорде, он посвятил им свою вторую пьесу, написаную для лондонского театра «Ройял Корт». В 1968 году театральная цензура еще действовала, и тема однополой любви была под запретом. Хэмптон вспоминал, что в театре и в литературе вокруг этой темы была «настоящая истерика». На премьеру «Полного затмения» явилась полиция, а на Хэмптона обрушилась самая едкая критика.

«Отчасти это было связано с „синдромом второй пьесы“ – критики просто не могли оставить драматурга в покое во второй раз. Меня разнесли в пух и прах, а спектакль сняли через три недели. Это был позорный провал, зато в последующие десять лет пьеса получила репутацию культовой андеграундной постановки».