Иван Беляев - Где вера и любовь не продаются. Мемуары генерала Беляева
- Название:Где вера и любовь не продаются. Мемуары генерала Беляева
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Издательство «Питер»046ebc0b-b024-102a-94d5-07de47c81719
- Год:2015
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-496-01612-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Иван Беляев - Где вера и любовь не продаются. Мемуары генерала Беляева краткое содержание
История нашей страны знает множество известных имен. Многие семьи служили Отечеству из поколения в поколение. Один из таких служивых родов – Беляевы. Этот род дал России многих достойных сынов. Наверное, наиболее известный из них – генерал царской армии Иван Тимофеевич Беляев. Участник Первой мировой и Гражданской войн, который впоследствии стал… национальным героем Республики Парагвай.
Род Беляевых служил России верой и правдой на протяжении веков. Тут и адъютант Суворова, и контр-адмирал Балтийского флота, комендант Кронштадтской крепости и множество простых честных русских офицеров.
Но случилась Русская смута, и генерал Беляев, бившийся за Белое дело, оказался в эмиграции. В Парагвае он не только создал Русский очаг, но и выиграл самую кровопролитную войну XX века в Латинской Америке.
Мемуары генерала Беляева – это рассказ о Первой мировой войне и о войне Гражданской.
Часть мемуаров посвящена Крыму, что особенно интересно в силу того, что потомок главного героя, Дмитрий Беляев, является моим соавтором по книге «Россия. Крым. История». Сегодня на живом примере я вижу, как в его семье сохранилась связь с дореволюционной Россией.
Мемуары генерала Беляева представляют собой достойный пример жизни русского офицера, который сохраняет веру и любовь к Родине. Он любит Россию. Несмотря ни на что, несмотря ни на какие политические обстоятельства.
Так должен поступать каждый, кто считает себя патриотом России!
Где вера и любовь не продаются. Мемуары генерала Беляева - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Это был один из последних дней чудной кавказской осени. Не пели жаворонки, которые так заливаются весной над широкой долиной красавицы Иоры, не встречались группы горцев, обычно спешивших на тифлисский майдан [99]. Но вот уже показались косогоры, на которых раскинулись немногочисленные домики Мухровани, слева поднялись гребни лесов, где на темной зелени чинар уже мелькали золотистые листья ореха, красные листы клена и других деревьев, своей осенней окраской вносящих в душу чувство неизъяснимой меланхолии. Вот мы уже в ущелье, а солнце стоит еще высоко, заливая высокоствольные леса замыкающих его вершин и коническую вершину Вараны вблизи Кахетинского перевала – мы уже в Гомборах.
Вот и она, наша Белгородская крепость, эпилог нашей юности… Я подзываю случайного солдатика, который тупо смотрит на новоприбывших, и посылаю его за фельдфебелем.
– Здравия желаем, – говорит сей последний, – так точно, есть одна свободная, доктора Бейера. Она сдается, можете прямо направляться туда. Я сейчас же вызову людей помочь сложить вещи.
Фельдфебель далеко не производил впечатления «первого из равных». Не было в нем ни отчетливости, ни умения угодить начальству, которое так характеризует эту касту, а лишь какая-то боязнь, что нарушат его летаргическое спокойствие.
– Есть у нас пролетка, а коней подходящих нетути. Да и кучер ушел в запас. А господа офицеры повсегда ходят пешки, бо недале че, – докладывал фельдфебель, вернувшись с парою солдат, фигурой и выправкой напоминавших своего начальника.
Каков поп, таков и приход.
Мы вошли в дачу, довольно живописно и затейливо расположенную в большом саду, с хорошенькой верандой, но в состоянии полного разрушения. На куче чемоданов грустно уселась моя Алечка, непрошенные слезы струились по ее щекам.
Солдаты развернули чемоданы, я быстро переоделся и пошел являться по начальству и делать визиты. Все это надо было закончить сразу. Командиром оказался полковник Кожин, тип старого холостяка, скорее напоминавший захолустного помещика. Командиром 1-й батареи – несколько более культурного вида – был полковник Шауман, дядя убийцы Бобрикова [100].
– Что ж тут делать-то, – говорила его жена, еще молодая жен щина, дочь курского лавочника, – водимся с командиром дивизиона да с двумя-тремя семейными, а больше никого. Все индюшки да индюшки, хоть бы козой угостили. Только что разве Оат достанет через батарейную лавочку, коли не протухнет по дороге.
В Петербурге мы ликвидировали всю нашу мебель. Тащить ее сюда было бессмысленно: на деньги рассчитывали приобрести новую. Когда я вернулся, оба вестовые «раздостали» кое-что на первое время, и с закатом солнца, при керосиновой лампе, стало немного уютнее. Вечером подошел Оат, хорошенький молодой человек, пришедший первым отдавать мне визит. Он только что вернулся из Питера, куда был командирован для ознакомления с новой горной пушкой и где познакомился с моим братом Тимой.
– Если что надо, прикажите, мы живо все достанем, посуду и вещи. А потом сами добудете.
Я горячо поблагодарил его.
– Простите меня, ради Бога, – сказал он наконец, когда мы разговорились за ужином. – Мы все ломаем себе голову: ну как вы не нашли себе другой батареи, ну хотя бы гренадерской в Тифлисе или в Москве: ведь вы взяли самую паршивую батарею в самом захолустном дивизионе.
– Слушайте, как вы решаетесь отзываться так о своей части? Пусть так, но вы должны считать: где мы, там мы сделаем все, чтоб она стала первой из лучших. И вы увидите, что так оно и будет. Ряд одряхлевших начальников довел ее до такого состояния, но с завтрашнего дня она уже иная.
На другой день, ранее начала занятий, я был уже в батарее. Казармы, заново отстроенные, не оставляли желать лучшего. Матрасы были так искусно набиты, что казались пружинными. Но пища ясно указывала на участие фельдфебеля, а может быть, и артельщика, и на полное безучастие офицера. Лавочка была разграблена. В ней оставался лишь залежавшийся товар, и доходность ее была близка к нулю. Лошади были плохого качества и в ужасных телах. И там царила фельдфебельская рука.
Батарея выстроилась в ожидании моего прихода. Молодцевато отрапортовал только что кончивший с первой премией Тифлисскую школу подпрапорщик Яков Васильевич Кулаков, в рябом, но открытом лице которого я сразу же почуял себе надежного помощника. Офицеров не было. Оат ускользнул под каким-то предлогом. Поручик Утовой был «командирован» за дикими козами, капитан Кузнецов еще не прибыл из Тифлиса, где несколько лет пробыл воспитателем в кадетском корпусе. Это облегчило мою задачу.
На мой привет солдаты замялись было, но тотчас же лихо подхватили: «Здравия желаем, ваше высокоблагородие!» – глаза у всех были обращены на меня, тусклые и безразличные вначале, они разгорались по мере того, как мои слова начинали вливаться им в душу. Я начал тихим голосом:
«Братцы! Высочайшей волей, по собственному ходатайству, я назначен командиром вашей батареи. Вы не знаете меня, не знаю вас и я. Но я знаю русского солдата, знаю, чего он хочет и на что он способен, когда понимает, куда его ведет начальник.
Много у нас на Руси богатых и красивых памятников. Но есть один, который ближе и милее моему сердцу всех других. И стоит он на дальнем пределе нашего отечества, в городе Ташкенте, в Туркестане. Изображен на нем славный Белый Генерал Михаил Дмитриевич Скобелев [101], о котором, конечно, вы слыхали от отцов… Скачет он на своем белоснежном коне, а рядом с ним, со штыком наперевес, его верный солдат.
Я не знаю вас… Но этого солдата я знаю; и я верю, что вместе мы исполним наш святой долг перед Царем и перед Родиной, и что наша 2-я батарея 1-го Кавказского стрелкового дивизиона станет первой в рядах славной русской артиллерии.
За нашу будущую славу и за каждого из вас, за всех, кто верен долгу и чести – ура!..»
После революции 1905 года была введена в закон перлюстрация солдатских писем. Здесь, пожалуй, это было единственным занятием офицеров. Через пару дней мне показали пару интересных строчек…
«Новый командир, – писал солдат на родину, – думали, гвардейский трынчик, а он, как взялся за дело, так все разом перевернул – ну что твой орел! А барыня его – красавица: как взглянет, словно рублем подарит».
Батарея, которой раньше командовал мой предшественник, Владимир Иванович Гах, добрый и аккуратный старик, смотревший на все лишь с формальной точки зрения, находилась в состоянии полного паралича.
Вооруженная крошечными старинными пушечками образца 1883 года, с ничтожным количеством плохих лошадей, в сущности, она и не могла иметь какого-нибудь боевого значения. Как и в прочих батареях, где командиры изощрялись в эксплуатации солдатского пайка для своих поросят и индюшек, командир и офицеры сохраняли лишь видимость военного звания и проводили все время за картами. Но именно сейчас, когда начало прибывать новое превосходное вооружение, лошади и амуниция и усиленные контингенты новобранцев (по мирному времени батарея должна была иметь 325 нижних чинов и соответствующее количество лошадей) – вот когда передо мной открывалось обширное поле деятельности, которой не могло ни стеснить, ни ограничить невежественное начальство и погрязшее в провинциальной тине офицерство.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: