Дмитрий Язов - Карибский кризис. 50 лет спустя

По словам бывшего министра обороны в администрации президента Дж. Кеннеди, есть одно принципиальное положение, которое «не понимают» представители Кубы и России – «решения о вторжении на Кубу президент США не принимал, напротив, он всеми силами старался избежать его».

Комментируя ситуацию, Р. Макнамара признал:

– Если бы я был Хрущевым и был свидетелем всего происходящего – попыток убийства Фиделя Кастро, планирования операции «Мангуста», – я бы поверил, что США собираются напасть на Кубу, однако Кеннеди никогда не собирался этого делать! По крайней мере до тех пор, пока на Кубе не были размещены советские ракеты. После этого нам пришлось думать, как их оттуда убрать.

Подвел итоги третьей сессии конференции сам Фидель Кастро. Его финальная речь затрагивала несколько проблем, в центре которых стоял вопрос о самолетах Ил-28. Дело в том, что А. И. Микоян в личной беседе уверил Фиделя Кастро, что эскадрилья фронтовых бомбардировщиков Ил-28 не будет выведена с Кубы, так как этот тип военной техники не подпадал под категорию стратегических вооружений.

– Оставить эти самолеты на Кубе было для нас делом чести, – заявил на юбилейной конференции в Гаване кубинский руководитель. – Это – единственное, что у нас имелось из оборонительного вооружения… СССР не имел морального права полностью вывозить свое вооружение. Но все, чего нам удалось добиться, – это оставить на своей территории лишь одно символическое подразделение.

После вывоза Советским Союзом вооружений оставался нерешенным вопрос о предоставляемых нам гарантиях. Сейчас я хочу коснуться этого вопроса.

Я не хочу заострять ваше внимание на том, что именно произошло 26–28 октября 1962 года. В те дни события развивались очень быстро, мы были в постоянном напряжении. Когда нервы начали уже сдавать, США приняли требование СССР и дали обещание не вторгаться на территорию Кубы.

Какие гарантии они нам давали?

Форма, в которой было составлено это соглашение, вызвала у нас недоверие, потому что гарантия не вторгаться на нашу территорию могла действовать только в течение шести лет. Объясняется это тем, что Кеннеди оставалось два года до окончания президентского срока, и мы были уверены в том, что он победит на очередных выборах. Это гарантировало нам еще четыре года спокойствия.

Вы считаете, что шесть лет – это достаточный срок для такого рода гарантии? Вы думаете, что это серьезно?

Размещение ракет на нашей территории имело целью не просто защитить Кубу. Это был стратегический план СССР. Советский Союз планировал вывезти все вооружения с Кубы, но мы попросили оставить хотя бы одну часть в качестве символической гарантии. Для нас не имели значения ее боевые возможности, нам нужно было нечто символическое, что бы показывало, что мы находимся под покровительством Советского Союза. Да, мы хотели бы иметь какое-нибудь вооружение, но также мы были готовы обороняться и без него, как это было на Плайя-Хирон.

Итак, нам гарантировали не вторгаться в течение шести лет. А что же будет после этого срока? Мы не могли принять гарантию, которая нигде не была зафиксирована документально. Мы не верили ни американцам, ни тому, что они говорили. Проблема заключалась даже не в том, что мы боялись нарушения этой гарантии. Если бы американцы ее нарушили, мы бы спокойно отнеслись к этому. Нас не устраивала и казалась нам некорректной сама форма, в которой она была составлена. Смешными казались предоставленные нам гарантии.

Я не знал, к чему может привести принятие такого рода гарантий. Ведь принимать гарантии от страны, которая пытается экономически задушить нас, – это все равно что принимать гарантии от страны, стремящейся захватить нас и уничтожить наших руководителей. Что это за гарантии, когда на нашей территории, в Гуантанамо, находилась военно-морская база США? В мире больше не существует ни одной базы, которую Вашингтон разместил бы без согласия правительства этой страны. По истечении срока договора или по требованиям правительств военные базы сразу же ликвидировались. Но мы вынуждены были смириться с этим под давлением некоторых руководителей того времени. Нам даже не дали времени на раздумье.

Конечно же это было неправильно и противоречило всем нормам. Мы всегда понимали, что эта база служила инструментом США для проведения провокаций, осуществления агрессии, для развязывания войны. На протяжении 43 лет ситуация вокруг базы в Гуантанамо оставалась обостренной, и только в последнее время обстановка нормализовалась.

Касаясь вопроса о договоре по выводу вооружений, хочу добавить, что наша сторона выдвинула пять требований. Эти требования получили поддержку только в теории, но при осуществлении операции по выводу советских вооружений они не были учтены. Это ослабляло наш политический авторитет и наносило моральное оскорбление.

Есть еще один вопрос, который никто еще вслух не задавал. Зачем нужно было устанавливать ракеты класса «земля-воздух», если американским самолетам-разведчикам U-2 позволялось летать над нашей территорией?

Этому нет никакого объяснения.

Время от времени у меня возникают такого рода вопросы. Это – то, что я называю политическими ошибками, которые приводят к военным ошибкам, к потере авторитета страны. Нельзя отстаивать свои позиции, не имея нравственной основы.

Я считаю, что обе стороны действовали обманным путем. Мы говорили, что на нашей территории нет ракет, а США, в свою очередь, обещали не вторгаться на Кубу. Все это привело к возникновению кризиса. Существует много спорных вопросов, различных точек зрения по поводу причин возникновения кризиса. Но всему есть свое объяснение. Мы придерживаемся своей точки зрения о том, что подвергались огромному риску в случае вторжения США на Кубу.

Следует задаться вопросом, к чему бы привела операция «Мангуста», если бы ее главная цель была достигнута. Я думаю, что к войне.

Сейчас уже ясно, что, несмотря на многочисленные провокации, она бы все равно провалилась. Любая страна, на которую нападают, постепенно изучает тактику действия противника, его организацию, получает более обширную информацию о нем. Тогда мы считали себя способными противостоять всем подрывным действиям американцев. Операция «Мангуста» не смогла бы привести к государственному перевороту в нашей стране.

С нашей стороны, мы никогда не искали повода к войне, никогда ее не желали. Мы убеждены в том, что, если страна намерена бороться до конца, даже если погибнут все люди, для нас это не является поражением. Если погибают патриоты, защищая свою страну, это не поражение. В то время мы считали, что у нас достаточно опыта для защиты от различного рода провокаций.