Эндрю Карнеги - История моей жизни

Один из моих друзей, профессор Ван Дейк, сообщил мне о следующем эпизоде, имевшем связь со стачкой в Хомстеде. Я передаю этот рассказ от его лица.

«Весной 1900 года я отравился на ферму одного моего друга в Ла Нория Верде в Мексике возле Калифорнийского залива, чтобы поохотиться в горах. Ферма эта находится далеко от цивилизованных мест, и я не рассчитывал встретить там никого, кроме нескольких мексиканцев и кучки индейцев. Но, к своему величайшему удивлению, я наткнулся там на человека, говорящего по-английски, который оказался американцем. Я очень скоро узнал, что забросило его в этот край, потому что он чувствовал себя очень одиноким и рад был случаю встретить человека, перед которым можно высказаться. Его звали Маклаки, и до 1892 года он работал механиком на заводах Карнеги в Хомстеде. Он много зарабатывал, был женат, имел собственный дом и порядочный участок земли. Он пользовался большим уважением среди сограждан и даже занимал выборную должность бургомистра в Хомстеде.

Когда в 1892 году в Хомстеде вспыхнула стачка, Маклаки, конечно, стал на сторону бастующих и в качестве бургомистра издал распоряжение об аресте детективов, которые прибыли в Хомстед, чтобы охранять завод и поддерживать порядок. Он считал себя вправе так поступить. Они представляли собой вооруженную силу, проникшую на его территорию, и он имел право арестовать и обезоружить их. Но это привело к кровопролитию, и конфликт принял серьезный оборот.

Все знают историю этой стачки. Она кончилась поражением забастовщиков. Маклаки было предъявлено обвинение в убийстве, подстрекательстве к мятежу, государственной измене и еще в целом ряде преступлений. Ему пришлось бежать из штата. Полиция преследовала его; он был ранен и должен был скрываться, пока не минует гроза. Потом обнаружилось, что на всей территории Соединенных Штатов его имя занесено в черные списки и он нигде больше не сможет найти работу в сталелитейной промышленности. Он истратил все деньги, в довершение всех несчастий у него умерла жена, и он оказался окончательно бесприютным и одиноким. После разных злоключений он решил отправиться в Мексику. В то время, когда я познакомился с ним, он искал место на рудниках, расположенных в 15 милях от Ла Нория Верде. Но ему никак не удавалось пристроиться, и он дошел до последний крайности. Он внушал мне жалость, тем более что производил впечатление человека очень интеллигентного и не плакался на судьбу.

Мне кажется, я ему ничего не говорил о знакомстве с мистером Карнеги, которого я посетил в Шотландии вскоре после Хомстедской стачки и от которого уже знал оборотную сторону этой истории. Но мистер Маклаки не высказывал ни малейшего порицания в адрес мистера Карнеги; наоборот, он несколько раз повторил, что дело не зашло бы так далеко, если бы “Энди” был на месте. Он, очевидно, был того мнения, что “ребята” хорошо ладят с “Энди”, лучше, чем со многими компаньонами его предприятия.

Я прожил на ферме целую неделю и все вечера проводил с Маклаки. Оттуда я направился в Аризону и написал мистеру Карнеги о моей встрече с Маклаки. Я прибавил, что мне его очень жаль и что я того мнения, что с ним дурно поступили. Мистер Карнеги немедленно ответил мне и на полях листка приписал карандашом: “Дайте Маклаки столько денег, сколько ему понадобится, и не называйте моего имени”.

Я, в свою очередь, тотчас же написал своему новому знакомому и предложил ему деньги. Я не называл определенной цифры, но дал понять, что он может получить столько, сколько ему нужно, чтобы снова встать на ноги. Он отказался от моего предложения, говоря, что предпочитает пробиться собственными силами. Это было чисто по-американски и привело меня в восторг.

Через некоторое время мне представился случай поговорить о нем с лицом, стоявшим во главе Сонорской железной дороги. Благодаря ему Маклаки получил место и хорошо продвинулся по службе. Прошло с год или около того, и я снова встретился с Маклаки в Гуайяме у Калифорнийского залива. Он работал там в железнодорожных мастерских. Он очень изменился к лучшему, производил впечатление счастливого человека и успел жениться на мексиканке. Теперь, когда он больше не нуждался, я счел возможным рассказать ему историю с денежным займом. Мне не хотелось, чтобы он дурно думал о тех людях, которые были принуждены бороться с ним. Я сказал ему на прощанье:

— Мистер Маклаки, теперь вы должны узнать, что деньги, которые я вам предлагал, были не мои. Это были деньги Эндрю Карнеги.

Маклаки так и остолбенел. Единственное, что он смог сказать, было:

— Черт побери, Энди славно поступил!».

Эти слова Маклаки были лучшим входным билетом в рай, чем все богословские догматы, придуманные людьми.

Здесь уместно рассказать о некоторых конфликтах с рабочими, которые удалось уладить за время моей деятельности на заводах.

Однажды мы получили от рабочих, занятых в доменном производстве, циркулярное обращение с многочисленными подписями, в котором они заявляли, что приостановят работу в понедельник, в четыре часа дня, если фирма не согласится на повышение заработной платы. Но дело заключалось в том, что срок тарифа, на основании которого у нас было достигнуто соглашение, истекал только в конце года, через несколько месяцев. Я сказал себе, что если эти люди намерены нарушить соглашение, нет никакого смысла заключать с ними новое соглашение. Несмотря на это, я ночным поездом выехал из Нью-Йорка и на другой день рано утром уже был на заводе.

Я просил директора пригласить на совещание все три рабочих комитета — не только от доменного производства, которое было непосредственно замешано в этом деле, но также от прокатного и сталелитейного подразделений.

Я обратился прежде всего к представителю прокатного подразделения. Это был старик в очках.

— Мистер Маккей, у нас с вами, кажется, заключен договор до окончания года?

Он медленно снял очки, смущенно подержал их в руке и сказал:

— Да, у нас есть контракт, но даже ваших денег, мистер Карнеги, не хватило бы на то, чтобы заставить нас нарушить его.

— Так говорит настоящий американский рабочий, — ответил я, — я горжусь вами. Мистер Джонсон [это был лидер рабочих сталелитейного подразделения], у нас с вами заключен такой же договор?

Мистер Джонсон был маленький худощавый человечек. Он заговорил медленно и с расстановкой.

— Мистер Карнеги, когда мне дают для подписи контракт, я его внимательно прочитываю, и если он мне не подходит, я его не подписываю, а если он мне подходит, я его подписываю; и если я его подписываю, я его исполняю.

— И здесь сказывается сознательный американский рабочий, — сказал я.