Ольга Круглова - Япония по контракту

— Вы уезжаете в понедельник в шесть утра? — спросил Шимада. — Мы с женой хотели бы проводить Вас…

— Меня отвезёт сэнсэй Кобаяси, — начала она, но Шимада прервал её: — Вы меня не поняли, я не предлагаю довезти Вас. Я и моя жена хотели прийти на вокзал, чтобы извиниться за то, что мы не приглашали Вас в гости, хотя посещали Ваш дом.

С ней прощался японский долг благодарности, который Шимада не мог исполнить, потому что дом свёкра, где он жил, был стар, убог и тесен. Шимада пожал ей руку, улыбнулся:

— До скорого свидания!

Вечером она прошлась по опустевшей квартире: книги были розданы русским, кастрюли китайцам. На полу стояли раскрытые чемоданы. Она не увлекалась покупками — в Японии всё так дорого! И всё-таки это оказалось нелёгким делом — упаковать целый год жизни. Увезти хотелось всё: чёрные лаковые чашки для риса, чайник со странной, вбок торчащей ручкой, японских кукол… В последнюю щелочку она втиснула пакетик нори и зелёный чай — она пыталась увезти с собой Японию, её запах, вкус… Чемодан не закрывался. Пришлось перекладывать вещи вновь. И проверять, сколько всё это весит. В последний день сбора крупного мусора она взяла с тротуара единственную вещь — весы. Багаж не должен быть тяжелее, чем двадцать килограммов, иначе не возьмёт агентство по перевозкам. Специальная служба в течение суток перевозила вещи в любую точку Японии. Она называлась Ток-кубин — "От двери до двери". Машина с чёрной кошечкой на жёлтом поле завтра подойдёт к её дому и заберёт чемоданы, чтобы вернуть их уже в аэропорту перед отлётом. Теперь она не будет мучиться с вещами на пересадке в Токио, а пройдёт её, как японка, налегке.

В субботу утром приехала Намико, чтобы помочь отправить багаж. И объяснила, что можно, не теряя времени на ожидание фургона, отнести чемоданы в ближайший магазинчик Сэвэн-илэвэн — Ток-кубин может забрать вещи и оттуда. Сэвэн-илэвэн мог не только накормить, но и принять оплату телефонных счетов, и даже чемоданы. Намико делала заказ по телефону по-японски. У милой Намико весь этот год было трое подопечных: муж, свекровь и ещё иностранка. И Намико вела её по японской жизни, не жалея ни времени, ни сил. Вот и сегодня приехала. И привезла прощальный подарок — вышитый сестрой суконный кошелёк. Принимая вещицу, родственную, тёплую, она решилась по-свойски предложить Намико юбку от своего нового костюма — любая японская юбка была ей узка. А Намико она оказалась широковата. Но Намико всё равно обрадовалась подарку. И вышло, что они исполнили старинный японский обряд: обменялись одеждой при расставании.

— Вам не понравилась Япония, — вдруг тихо сказала Намико.

Здешние женщины зорче мужчин. Она крепко обняла Намико.

— Я тебя полюбила. А ваша страна… Она так хорошо организована!

— Нет! Нет! Вовсе не так хорошо!

Намико затрясла головой отрицательно, горячо. И вдруг поцеловала русскую подругу. Японцы не целуются. А Намико её поцеловала. По-русски. И ушла быстро, не оглядываясь, пряча глаза.

Пришла Зухра, вплеснула руками.

— Почему же Вы мебель не продали? Вернули бы свои деньги… — И долго не могла поверить. — Как это — сэнсэй не велел?

Они пили вино и вспоминали свои прогулки по Ичибанчо. Проводив подругу, она нашла на столе прощальный подарок и записку: домашний адрес, телефон и приписка: — С любовью, Зухра.

Позвонила Галя, поделилась горем — муж не разрешал ей купить музыкальный центр, говорил, что в Россию всё это не увезёшь. Да и напряжение там другое.

— А я об отъезде и думать не хочу! — печалилась Галя.

Но надежд не оставляла, потому что мужу предложили остаться в Японии ещё на год.

Правда, его перевели на другую должность, пониже. И квартиру заставили сменить. Новое жильё на первом этаже бетонной служебной пятиэтажки было тесное, тёмное, сырое.

— Но оно соответствует нашему новому положению, очень низкому — оправдывала хозяев Галя. — Вот если нам удастся продержаться здесь ещё год, придёт время повысить мужа в должности, и тогда нас переведут на второй этаж. Квартиры там посуше, посветлее. У них такие правила. Мы должны подчиняться. Главное, мы остаёмся! И музыкальный центр я смогу купить!

Сын Гали простыл и кашлял.

— Спать холодно на полу, — сетовала она. — И есть… Может, Вы отдадите нам свой стол?

Объяснению — сэнсэй просил оставить мебель — Галя не поверила и обиженно бросила трубку.

Вечером зашла Анна. Они проговорили до поздней ночи, бесстрашно гуляя по безлюдным улочкам. Она с нежностью смотрела на маленькие сонные домики, на подрезанные пластинами сосны — прощалась. А в воскресенье отправилась в университет, чтобы закончить работу. Вошла в свой кабинет — удобный, уютный. В России у неё никогда не было такого. И вряд ли будет. Собирая бумаги, она поглядывала на часы. Последний воскресный автобус из университетского городка уходил рано. За приоткрытой дверью послышались шаги.

— У меня скоро защита диплома… Потому я и пришёл в выходной, — студент Миура словно оправдывался. — А Вы можете не спешить. Я на машине, я отвезу Вас домой.

В коридоре бухнул знакомый кашель.

— Я же сказал Вам, что мы скоро увидимся! — засмеялся Шимада. И, указывая на свой тренировочный костюм, объяснил:

— Я тут на прогулку шёл, да вот завернул кое-что сделать…

Но в свой кабинет не ушёл, сел с ней рядом, выправляя заминку с компьютером. В дверях показался студент Адачи. Этот заговорил не скрываясь, напрямик:

— Может, надо помочь?

Она никогда не видела их в университете по воскресеньям. Выходит, они пришли ради неё? Пришли, не сомневаясь, что она поступит, как нормальный японский человек — оставит кучу дел на самый последний момент. Она целый год искала этого — душевности, сочувствия, а они, оказывается, были рядом — Шимада, студенты… Она почувствовала, как у неё защипало в носу.

— Вы — настоящие патриоты, — она постаралась выбрать самую лестную для японца похвалу.

Да ведь это и вправду было так — поверх всех своих японских неприятностей она положит тёплую память об этом дне.

— Спасибо, что пришли помочь! — сказала она, прощаясь.

Шимада замотал головой, отказываясь:

— Нет, нет, нам надо было поработать…

С ней прощалась японская скрытность. И японская деликатность — её не хотели связать долгом благодарности. Миура подвёз её до дома, спросил:

— Что Вам понравилось в Японии больше всего?

И она искренне ответила:

— Молодёжь, студенты! С сэнсэями мне было труднее.

Миура радостно закивал и вдруг стал жаловаться: сэнсэй дал ему плохую тему для диплома — сделать с ней ничего путного нельзя, сиди не сиди. Он жаловался откровенно, обильно, по-русски. Кажется, старательно превращая её в японку, японцы и сами восприняли от неё частицу русского духа. Миура научился жаловаться, Намико — целоваться…