Ольга Круглова - Япония по контракту

— Ничего… Мне нравится преподавать… — улыбался он.

Американцу положено улыбаться.

— Профессор Бернар лежит в клинике, — говорила Мари по телефону. — У него депрессия. Теперь у нас этим страдают многие. Во французской науке плохи дела. Денег стало гораздо меньше. Я даже не смогла пригласить Охару почитать лекции. Но ему очень хотелось в Париж и он приехал с женой и дочерью за свой счёт. Я сняла для них гостиницу…

— Перед уходом на пенсию я решил взять нормальный, длинный отпуск, — писал ей Охара из Парижа, — Впервые в жизни…

Они многое знали друг о друге. Называли друг друга по имени. Жили тесным, маленьким мирком. Теперь этот мир рушился. Уходил под воду, как Атлантида. Умерли Джонсон, Охара. Ушли на пенсию Хальтер, Нимура. Собиралась уходить Мари. И не было никого, кто шёл бы за ними влед. В науку не шли больше талантливые, молодые.

— Дела на фирме идут неважно, — жаловался ей Хаяси. — Они встретились однажды в Америке, столкнулись случайно. Постаревший, потерявший лоск Хаяси-сан вздыхал. — Теперь мы вряд ли смогли бы помочь Вам приехать в Японию! Всё меньше становится желающих покупать наши электронные микроскопы! Все предпочитают компьютеры.

— Компьютеры, компьютеры… Наука стала совсем не та, что раньше. Физикой молодёжь заниматься не хочет. Оставить физику? Мне уже поздно. Я был сыном своего времени… — говорил ей однажды Охара. Он говорил в прошедшем времени — и он, и время его кончались…

Лист факса выползал, извиваясь змеёй.

— Похороны профессора Охары состоятся…

Дата, начало церемонии в одиннадцать тридцать, окончание — в тринадцать ноль-ноль. Всей скорби надлежало уложиться в полтора часа. Дальше шёл адрес и имя шефа-распорядителя похорон: миссис Охара. В скобках стояло: жена. Там, где потерявшая мужа русская грянулась бы оземь без чувств, японка становилась шефом — распорядителем. Тяжело ей придётся, нестарой ещё вдове. Женить троих детей, выискивая деньги на дорогие японские свадьбы, и по-японски долго жить одной, экономя скудную пенсию, совсем небольшую по сравнению с заработками знаменитого профессора. О смерти Охары извещал Нимура. Полгода назад, уйдя на пенсию, Охара уехал работать консультантом в маленькую компанию на острове Сикоку. Конечно, знаменитого Охару в его шестьдесят охотно приняла бы солидная фирма в столице, но больной он мог рассчитывать только на глухую провинцию. По оконным стёклам хлестал чёрный ночной дождь. Ольга открыла ящик стола, достала фотографии. Они с Охарой — улыбающиеся, счастливые, шли по зелёной лужайке к освещённому утренним солнцем дворцу. Эту прислал из Японии Нимура. А эту — из Мексики Рамон. По дороге на пирамиды они остановились у маленькой лавчонки, торговавшей соломенными шляпами. Охара выбрал себе сомбреро, она примерила шляпку с большим красным цветком, а Рамон сфотографировал их. Двое смеющихся людей, а за их спинами — осыпанные розовыми цветами кусты бугамбильи… Рамон сделал две фотографии — для Ольги и для Охары.

— Этот снимок мой факультет поместил на обложку рекламного проспекта, — писал ей Охара. — Картинки весёлой жизни профессора привлекают студентов!

В старой церкви было пусто. Семь лет назад Ольга привела сюда японцев. Им хотелось посмотреть русский храм, ей — помянуть Учителя. В жизни питерского профессора была только физика. И десять лет тюрьмы. Он попал туда в тридцатых. Почти ребёнком. А потом сумел стать учёным. На его похоронах начальники из Академии Наук говорили — он ничего не оставил после себя — книги его не печатали, института создать не давали. Но к гробу Учителя шли и шли ученики — русские физики, красивые, сильные мужики и она, неслабая женщина — наследство, оставленное Учителем. А ещё он оставил мечту:

— Мы должны жить вместе со всем миром. Пора устроить международную конференцию в Москве!

Он говорил и смеялся — тогда это казалось смешной утопией. Через три года после его смерти Ольга привезла японцев в Москву, привела в храм, попросила Охару зажечь поминальную свечу, рассказала об Учителе.

— В науке этот человек был мне, как отец, — говорила она и японцы понимающе кивали.

Ольга вспомнила серьёзное лицо Охары, его ладони, заботливо укрывшие от ветра колеблющееся пламя… Охара умер в тот же день, что Учитель, — десятого октября. От той же болезни. И это не показалось ей простым совпадением. Мы, русские и японцы вместе жили на очень маленькой планете, вместе умирали… Ольга поставила рядышком две поминальные свечи — Учителю и Охаре.

На улице было дождливо, тоскливо. В институте — холодно, пусто. Корчилась в кризисе наука. Наука, подвесившая над миром атомную бомбу и не научившая людей лечить рак, платила по счетам, по грехам. И надо было найти путь, как превратить её из убивающей в спасительную силу. Надо было найти этот путь.