Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

За первым утвердилась устойчивая кличка «бравый солдат» Минькин. Озорной, косноязычный «мужичок с ноготок», он чем-то напоминал популярного в те годы Швейка.

Карповский (сокращенно – Карп) вполне соответствовал прозвищу. Он задумчиво горбился, как «Мыслитель» скульптора Родена. Сквозь большие очки глядели грустные глаза иудейских предков. Очень любил ковыряться в носу, словно извлекая из ноздрей мудрые мысли и архитектурные идеи.

Ломаченко, по кличке Лом, был полной противоположностью. Он чем-то внешне напоминал одноименного персонажа из мультфильма «Приключения капитана Врунгеля». Двухметровый детина зычным голосом оглушал всех вокруг. Гориллообразные, переполненные динамикой руки усиливали ощущение его неуемной энергии. Рядом с ним бравый солдат Минькин и Карп казались африканскими пигмеями белой расы.

Раз за разом на полковничьем смотре мы дружно выталкивали своим командиром Минькина. Он бодро выходил вперед, изображая свирепое выражение на загорелой физиономии. Картавым голосом, в котором буква «р» звучала как дребезжащая «г», командовал:

– Гавняйсь! – Тональностью ниже добавлял, с лукавой улыбкой: – Игоды!

Полковник напряженно вслушивался в его команду и огорченным голосом комментировал:

– Не слышу четкого и боевого задора в голосе будущего офицера!

Минькин весело отвечал:

– Вы пгавы. Как ни стагаюсь, все гавно лучше не получается. Газгешите стать в стгой!

Полковник безнадежным взмахом руки отпускал Минькина и упавшим голосом говорил:

– К сожалению, мой друг, вам не суждено стать настоящим офицером.

Минькин, под общий хохот, изображал на лице трагическую гримасу:

– Товагищ полковник, это самое большое огогчение в моей жизни!

На смену Минькину выходил вперед Ломаченко. Он бодрой поступью, чеканя шаг, отдавал честь полковнику. Затем круто поворачивался ко всем и громовым голосом начинал командовать. Полковник с довольной улыбкой отмечал:

– У вас блестящая перспектива, если в будущем надумаете стать офицером.

Лом с лукавой улыбкой отвечал:

– С детских пеленок мечтаю об этом, товарищ полковник!

Не улавливая нотки иронии в голосе Лома, полковник ставил его всем нам в пример:

– Я готов рекомендовать вас к поступлению в академию.

Лом, нарочито скромно потупив взор, отвечал:

– Буду безмерно счастлив, товарищ полковник!

Забавно выглядел и Карп в роли командира. Согнувшись в три погибели, он нерешительно выходил вперед. Протирал очки и обязательно несколько раз запускал указательный палец правой руки поочередно в каждую ноздрю. Команды подавал монотонно-тоскливым голосом. Было ощущение, что в это время он витал где-то в заоблачной выси.

Полковник морщился и отмечал:

– К сожалению, вы не сможете военную службу сделать былью.

Карп кивал и тяжело вздыхал:

– Это приносит мне невыносимые страдания…

Остальной командный смотр, включая меня, проходил по усредненному баллу, без ярких проявлений способностей к военному делу.

Более живо и интересно проходили занятия по маскировке и инженерному монтажу понтонных переправ.

После окончания института судьба разбросала нас по всей необъятной стране. Большинство осели в ненасытной на архитекторов Москве. Карп и Лом стали маститыми чиновниками в экспертном Управлении при главном архитекторе Москвы. Бравый солдат Минькин посвятил себя высшему архитектурному творчеству. Он участвовал в возрождении Царицына – Сталинграда – Волгограда.

На протяжении последующих десятилетий, при встречах и дружеских объятиях в Союзе архитекторов, на конгрессах и конференциях, мы с ностальгией вспоминали также и эпизоды прохождения военных сборов в подмосковном Нахабино.

Поздней осенью весь наш старший курс был переведен из основного учебного корпуса в «дипломку “на Трубу”». Так называлось второе здание института, расположенное на Трубной площади. Здесь все было приспособлено для учебного процесса выпускных курсов, включая дипломный проект. Напротив дипломки, на другой стороне внутреннего двора размещался популярный ресторан «Узбекистан».

Для нас это было невыгодное соседство. Раздражающие запахи аппетитной узбекской кухни неотступно преследовали вечно голодных студентов в самых отдаленных закутках дипломки. Невыносимо становилось в теплые месяцы года. На ухоженную лужайку, недалеко от наших открытых окон, выносились столы под разноцветными зонтиками. Ресторан посещали состоятельные клиенты. Цены там были недосягаемые для простых смертных. Между столиками важно расхаживал директор. Он напоминал самодовольного толстого борова в яркой тюбетейке и красочно расшитом халате. Фамилия его была Розамбаев. Мы несколько раз обращались к нему с просьбами организовать недорогое, доступное студентам питание, когда в ресторане нет других посетителей. Но получали презрительный отказ. В отместку при каждом удобном случае хором выкрикивали хлесткие эпиграммы в его адрес. Он в ярости размахивал кулаками и посылал нам проклятия на корявом русском языке. К счастью, его вскоре сменил новый директор, с которым мы нашли общий язык. Он нас подкармливал по доступной цене. Хоть и «объедками с барского стола», но зато вкусно и сытно.

Дипломка была завершающим этапом шестилетнего вхождения в профессию архитектора. Впереди – восхождение по ее крутым ступеням. Уверенность, что я готов к этому, подкреплялась опытом преодоления трудностей и полученными учебными и трудовыми навыками.

А пока я ежедневно с Тихого тупика мчался в шумную дипломку. Из нее, на лекции маститых профессоров, все перемещались в аудиторию главного учебного корпуса. Несмотря на плотный график учебы, студенты успевали влюбляться и даже до окончания института заводить семьи. У многих (к счастью или несчастью) имелось надежное родительское подспорье. У других, таких как мы с Ильей, этого не было. Тем не менее инстинкт и молодость брали свое.

Я не жаловался на отсутствие интереса ко мне женского пола. Одно из увлечений запомнилось надолго. Илья стал встречаться с яркой девушкой. Ирина заканчивала Московский инженерно-строительный институт, где преподавал ее отец – профессор Фальковский. Илья помогал ей красиво оформлять дипломный проект. По закону подлости ему пришлось лечь в больницу: обострилась хроническая астма. По его просьбе эстафету помощи подхватил я. Почти ежедневно стал приезжать в большую квартиру Фальковских на Земляном Валу. Приходилось задерживаться до полуночи из-за большого объема чертежных работ и близившейся защиты диплома. Иногда мне предлагали переночевать. Ирина была не робкого десятка. Не опасаясь родителей, бесшумно, как ночная тень, появлялась в моей временной спальне. Она же первая заявила, что наконец встретила своего мужчину. Я задал вопрос: