Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

– Ты еще пожалеешь об этом, обещаю!

Когда спустя неделю последовал вызов в Москву, стало понятно, в чем причина. Решил основательно подготовиться к встрече. Заручился официальными посланиями от заказчика, подрядчика, военпредов. Хотя команда работала с послаблениями, выдача рабочей документации для строительства шла опережающими темпами. Верные помощники Федоров и Константинов доходчиво и красочно изобразили сложную динамику строительства на листах ватмана, которые для наглядности взял с собой.

Несмотря на предельную напряженность и работу в вечернее время, все проектировщики, за исключением группы Таубина, успевали совмещать полезное с приятным. Днем самый пик южной жары проводили на берегу Днестра или в тени Парка имени Горького.

Строительство шло круглосуточно, в три смены. Поэтому и проектирование, в унисон, проводилось в полной взаимоувязке, чтобы исключить малейшие простои.

Природа не наделила меня чувством злорадства. Но когда группа Таубина взбунтовалась из-за невыносимых условий перегретого невентилируемого помещения, обнаружил в тайниках своей души его ядовитые крупицы.

Таубин вынужден был частично приблизиться к установленному мной «вольному» режиму. Тем самым появился еще один козырь не в его пользу в борьбе со мной – руководителем с замашками «анархиста». Я также перестраховался еще в одном вопросе. В жару нестерпимо мучила жажда. Качество водопроводной воды оставляло желать лучшего. Даже в кипяченом виде она имела неприятный привкус.

Напротив гостиницы ютился небольшой магазин с подвалом. В его прохладном помещении старенький винодел торговал слабым столовым вином собственного изготовления. Вывеска на полуграмотном молдавско-украинском суржике гласила: «Вено сталове слабо не пьяняще». Внизу была приписка: «Дешевше водычки».

Мы закупали у него спасительный напиток в объеме канистры. Разбавляли кипяченой водой. Напиток моментально утолял жажду и создавал слегка бодрящий, оптимистичный настрой. У меня зародилось опасение, что Таубин подведет это под распитие алкоголя во время работы. Поэтому попросил отметить в официальных документах безукоризненное поведение проектантов и отсутствие каких-либо нарушений.

В Москве предстал перед «ясными» очами директора и его окружения. Быков, несмотря на внешнюю интеллигентную мягкость, умел жестко стелить. Я развесил графики и, вооружившись указкой, постарался четко охарактеризовать состояние и динамику работ. Ответил на многочисленные вопросы. Чутье и интуиция подсказывали, что «атака» начнется в конце деловой самой важной информации. Как в воду глядел! Посыпались очень дипломатичные и обтекаемые вопросы о соответствии установленного мной режима работы группы существующим нормативным законам и правилам. Я ответил как на духу, что вынужден был несколько нарушить «букву закона» ради успешного выполнения важного государственного заказа.

– Поступили сведения, что сотрудники, с вашей легкой руки, больше времени проводят на берегу Днестра, чем работают. При этом опустошают канистры вина.

Я выложил все документы на стол. И ответил:

– Объективная истина здесь, а не в предвзятых доносах Таубина, которого я ценю как опытного специалиста, но не уважаю как плохого человека. Ради личных целей он готов очернить и обидеть любого из нас!

Ответом было молчание. Знак согласия? Или пауза для углубленного изучения посланий, которые пошли по кругу?..

После перерыва директор продолжил встречу в более узком составе. Я догадался, что обеденное время потребовалось для обсуждения и принятия соломонова решения – казнить или помиловать.

Убеленный сединами директор пожурил меня за единоличные действия без согласования с ним. В его компетенции и власти было обязать заказчика подобрать надлежащее для нормальной работы помещение. И еще не поздно было решить этот вопрос.

Он предложил мне не мешкая вернуться в Бендеры. Я попросил заменить Таубина другим специалистом, так как в данной ситуации наши деловые и личностные отношения в ущерб делу зашли в тупик.

Директор после раздумья согласился со мной. В итоге от большой тучи пролился маленький дождь. Нет также худа без добра: благодаря вызову в Москву из-за самовлюбленного самодура удалось пообщаться с семьей и мамой. По обыкновению, не забыл побаловать их молдавскими подарками.

Вскоре после возращения в Бендеры нам было предоставлено приспособленное для нормальной работы помещение. Это стало возможным благодаря авторитетному вмешательству директора. Для себя, на будущее, я четко усвоил: никогда впредь через собственную голову не перепрыгивать. Действовать в допустимых, разумных пределах административных полномочий.

К концу лета отпала необходимость держать в Бендерах большую группу специалистов. Это, хотя и полностью себя оправдало, было весьма накладно. Приходилось помимо зарплаты оплачивать еще и командировочные. Не говоря уже о других затратах.

Осталась на строительстве мобильная команда «скорой помощи». Нагрузившись фруктами, вином и сувенирами, основная часть комплексной группы возвратилась в Москву.

Мне пришла мысль воспользоваться отгулами и съездить с семьей в Полтаву. Тем более что собирались мы давно, просто откладывали по разным причинам. По пути я решил остановиться в Харькове. В нем проживала родная сестра отца с двумя сыновьями-близнецами и дочерью. Ее, как и мою сестру, нарекли при рождении Яной.

Огромный помпезный вокзал с колоннадой и двумя квадратными башнями кишел пассажирами, как взбудораженный муравейник. На Украине тихо разговаривать не приучены. Поэтому многоголосый гомон под сводами вокзала напоминал рокочущий гул мощных двигателей.

Просторная привокзальная площадь с дореволюционными крупными серыми зданиями и почтамтом в стиле конструктивизма впечатляла своей гармоничностью и завершенностью. К сожалению, вокзал был завален брошенными окурками, пакетами, скомканной бумагой и другим мусором. Часть торопливых прохожих бесцеремонно, не стесняясь, отхаркивались и сплевывали на ходу. Моя маленькая наблюдательная дочь обратила на это внимание. И брезгливо сказала:

– Понятно, почему город называется Харьков. Здесь все харкаются!

Жена впервые приехала в бывшую столицу Украины [96]. А мне ее достопримечательности были знакомы еще с юности. Несмотря на сильные разрушения в годы войны, город почти полностью отстроился.

Я провел семейную небольшую ознакомительную экскурсию по центру Харькова. В отличие от привокзальной площади он выглядел опрятным и ухоженным. Особенно впечатляла многообразием и колоритом застройки Сумская улица. В нее был влюблен Булат Окуджава. Он посвятил ей поэтические строки: