Клэр Томалин - Жизнь Джейн Остин

Видимо, 1784 год восьмилетняя Джейн провела дома. Теперь она была в состоянии прочесть любую книгу с полок отца. Она выучилась читать и по-французски (возможно, благодаря урокам у миссис Коули). Об этом говорит принадлежавший ей том «Fables choisies» [29] «Избранные басни » (фр.). с ее именем и датой: «Декабрь 1783». На форзаце книги ее брат Фрэнсис пробовал писать свое имя с разнообразными росчерками и завитушками и какой-то усталый ученик — может быть, сама Джейн — нацарапал: «Хорошо бы уже закончить», а еще, крошечными буквами: «Мама сердится папа ушел» (вероятно, отклик на события дня в приходском доме).

Задний форзац тома «Fables choisies», принадлежавшего Джейн Остин (из собрания правнуков адмирала сэра Фрэнсиса Остина).

Миссис Лефрой, по всей видимости, советовала Джейн, какие книги прочесть, пополняя список, предлагаемый отцом и матерью. В 1784 году умер доктор Джонсон, что, возможно, и подтолкнуло младшую Остин к чтению в журнале «Бродяга» его эссе, написанных хорошим «подвижным» слогом, с драматическими зарисовками из жизни: тут можно найти и охотника за богатством, и капризную пятнадцатилетнюю мисс, раздраженную надзором старших, и удочеренную племянницу, попранную, отверженную и ставшую проституткой, и много-много других историй. Они написаны так живо и выразительно, что словно бы позволяют ребенку, склонному к размышлению, заглянуть в окошко взрослой жизни.

Позднее Джейн связала имя Джонсона с Анной Лефрой в стихотворении ее памяти, трогательно соотнося его величие «среди всех людей» с ее исключительностью в кругу друзей. Стихотворение это очень искреннее, но разочаровывает расхожими выражениями вроде «ангел», «бесценный друг», «пленительная грация», «энергия души прекрасной», которые не дают представления о живом человеке, не позволяют увидеть, как складывалась их дружба…

В июле в большом стивентонском амбаре состоялось еще одно представление, на этот раз комедии, а именно — «Соперников» Шеридана. Пьеса впервые увидела сцену в год рождения Джейн в театре «Друри-Лейн» [30] Королевский театр «Друри-Лейн» — старейший из непрерывно действующих театров Великобритании. В XVII — начале XIX в. считался главным драматическим театром британской столицы. — Примеч. пер. , а теперь была «разыграна молодыми Леди и Джентльменами в Стивентоне», как написал Джеймс в начале пролога, который должен был произносить тринадцатилетний Генри. Все это было, пожалуй, поамбициознее «Матильды». Без сокращений пьеса длится пять часов, в ней двенадцать главных персонажей, и три из них — женских; Джеймс должен был либо привезти друзей из Оксфорда, либо занять в постановке младших братьев и сестер. Некоторое подтверждение тому, что он выбрал второе, содержится в финальных словах пролога, где Джеймс обращается к сидящим в зале девочкам:

По сравнению с его более ранним прологом это, можно сказать, прорыв. К тому же просто удивительно, что пятнадцатилетний мальчик с таким изяществом говорит о грядущей взрослой любви. Если младшие действительно приняли участие в спектакле, то можно смело предположить, что Джейн Купер и Кассандра играли Лидию и Джулию и что, возможно, даже Джейн Остин дали роль — служанки Люси. Детям, выросшим в доме, полном книг, должно быть, казалась очень смешной начальная сцена, где служанка Люси прячет книги, которые без спросу взяла из библиотеки ее госпожа Лидия, а та нервничает, что ее застанут за чтением самых неподобающих из них:

ЛИДИЯ.Скорее, Люси, милочка, спрячь книги. Живо, живо! Брось «Перигрина Пикля» под туалет. Швырни «Родрика Рэндома» в шкаф. «Невинный адюльтер» положи под «Нравственный долг человека»… «Лорда Эймуорта» закинь подальше под диван. «Овидия» положи под подушку… «Чувствительного человека» спрячь к себе в карман. Так… так… Теперь оставь на виду «Поучения миссис Шапон», а «Проповеди Фордайса» положи открытыми на стол…

ЛЮСИ.Ах, сударыня, парикмахер выдрал из них все листы вплоть до «Предосудительного поведения»…

ЛИДИЯ.Ничего, открой их на «Трезвости». Брось мне сюда «Письма лорда Честерфильда». Ну, теперь они могут пожаловать!

И тут приходит миссис Малапроп (сыгранная, быть может, миссис Остин?), дабы сообщить, что собирается отправить свою девятилетнюю дочь в пансион, «чтобы ее там обучили всяческим уловкам».

После года, проведенного дома, девочки Остин вместе с оставшейся без матери кузиной Джейн Купер были вновь отправлены в школу. На этот раз в пансион миссис Ля Турнель в Рединге. Школа пользовалась хорошей репутацией, располагалась в помещениях, сохранившихся от Редингского аббатства (школьный сад выходил на его руины, где дети могли бегать и играть сколько хотели), но даже и здесь директриса оставляла желать лучшего. Хотя она и была известна под внушительным именем миссис, или мадам, Ля Турнель, в действительности ее звали Сара Хакитт. Псевдоним она взяла для того, чтобы привлекать родителей будущих учениц, — на самом деле Сара даже не говорила по-французски. Тем не менее кое-какие связи с Францией у пансиона все-таки имелись: им владела мадам Сент-Квентин, а когда спустя несколько лет началась Французская революция, там стали преподавать несколько француженок-эмигранток.

Миссис Ля Турнель отличалась некоторыми странностями. Ей перевалило за сорок, у нее была искусственная нога загадочного происхождения и страсть к театру. Больше всего она любила рассказывать истории об актерах и актрисах. Вряд ли Остины ожидали подобного, выбрав для дочерей эту школу в бывшем аббатстве. Ля Турнель не преподавала сама, ограничиваясь исполнением роли смотрительницы, или домоправительницы, в белом муслиновом переднике, с кружевными манжетами и большими плоскими бантами на чепце и на груди. Она восседала в гостиной, отделанной деревянными панелями, ковры на стене за ее спиной изображали могилы и плакучие ивы, а на полке над камином выстроился целый ряд миниатюр. По утрам, сидя у камина, она предлагала детям ранний завтрак — на треножнике черного дерева, который ученицы прозвали «котом», стояла большая тарелка с хлебом, намазанным маслом, и все это было довольно уютно. Молодым учительницам даже позволялось выходить к столу в папильотках. После завтрака племянница миссис Ля Турнель, мисс Браун, читала утренние молитвы, правда впечатление несколько портил настойчивый шепот ее тетки: «Поторапливайся!» — вызванный тем, что в соседней комнате дожидалась прачка.