Клэр Томалин - Жизнь Джейн Остин

Это был изящный скетч, написанный от лица молодого оксфордского преподавателя по поводу женитьбы его приятелей. Первый из них, землевладелец, вступает в брак с дочерью своего арендатора, «лишенной всяких достоинств, кроме определенного здоровья и свежести, и всяких познаний, кроме тех, что она почерпнула в деревенской школе», и затем наблюдает, как его cara sposa [54] Дорогая супруга (ит.). , как он ее называет, превращается в вульгарную и расточительную мегеру. Второй женится на шотландской дворянке, которая так гордится своими именитыми родственниками, что привозит с собой на постоянное жительство полдюжины из них. Третий из друзей божится, что ему в браке повезло гораздо больше, но когда рассказчик едет к нему в гости, то случайно слышит через тонкую перегородку, как жена бранит мужа за то, что тот привез гостя, а к обеду почти нечего подать и все слуги заняты глажкой. Из-за грязных сапог рассказчику не дают хорошей чистой комнаты, и ему приходится удовольствоваться выкрашенным в зеленый цвет чердаком, без занавесок на окнах. Этого оказывается достаточно для преподавателя Оксфорда, и он придумывает предлог, чтобы возвратиться в свое холостяцкое жилище, где, сидя у камина, «с особым удовольствием» размышляет о бегстве с зеленого чердака.

В роли писателя Джеймс мог позволить себе подшучивать над землевладельцами и дворянами, хотя сам был молодым человеком без имения и без гроша за душой. И вместе с тем он начинал понимать, что и ему пора жениться. Выгодной женитьбе и получению доходного места был посвящен не один юмористический рассказ в его журнале. Рассказам этим присущ легкий, но устойчивый женоненавистнический тон — он был в ходу в Оксфорде, даже между студентами, имеющими сестер. Существует мнение, будто Джейн Остин являлась той самой «Софией Сентиментальной», что писала в «Зеваку» 28 марта 1789 года — два месяца спустя после выхода первого номера — и жаловалась, что, дескать, журнал не заботится о читательницах, а надо бы специально для них печатать «трогательные истории» о влюбленных «с миленькими именами» и чтобы те непременно разлучались, или пропадали в море, или дрались на дуэли, или сходили с ума. Целью этого письма было, разумеется, не заявить о попранных правах читательниц, а высмеять убогие литературные вкусы женщин. Но псевдоним София Сентиментальная все же скорее принадлежал не Джейн, а Генри или Джеймсу.

Лучший из рассказов Джеймса описывает попытку одного викария собрать деньги на деревенскую воскресную школу. Сэр Чарльз Кортли предлагает ему обратиться к епископу и готов даже довезти его в своей карете до епископского дворца. Богатая незамужняя дама читает герою лекцию о вреде образования для простых людей. Другая заявляет, что уже заплатила местный налог в пользу бедных и от нее не стоит ожидать еще каких-либо трат. Последним викарий пытается убедить мистера Хэмфри Дискаунта дать немного денег на школу, доказывая, что тогда местные дети будут заняты учебой и не станут залезать в его сад, но тот указывает в окно на два стальных капкана: «Ручаюсь, эти негодяи и так станут обходить мои владения стороной, как только двое-трое из них сломают здесь ноги». Как видим, тема капканов возникает и в рассказе Джеймса, и в рассказе его сестры, обоих ужасает это приспособление, но если у нее тема все же переведена в шутку, то у него приобретает характер политического выпада.

Если бы и остальные публикации «Зеваки» были так же хороши… Но далеко не все выпуски журнала удались. Так, в нем опубликовано несколько довольно топорных статей о разнице между англичанами и французами («Англичанам недостает веселости, а французам — серьезности, англичанам надо бы поучиться говорить, французам — придерживать свои языки»). Была еще история о доме, перевернутом вверх дном, как только дети увидали бродячих актеров и решили устроить домашний театр (явный намек на постановки в Стивентоне). Был рассказ о викарии, который решил совершенствоваться — научиться стрелять и ездить верхом. В журнале представлена целая галерея оксфордских типажей: степенный муж с бакенбардами и прилизанными волосами, бородатый ученый в грязной рубашке, «всезнайка» и персонажи, пытающиеся «казаться ленивее и невежественнее, чем есть на самом деле». Генри опубликовал описание бала в небольшом городке с маленькими живыми зарисовками — неожиданно обнаруживается, что самая энергичная танцорка уже не так молода и даже успела обзавестись потомством; кажущаяся любящей пара решает развестись, а неохотно танцующий кавалер смотрит на партнершу, «словно желая, чтобы она на него поохотилась». Все это, без сомнения, подсмотрено в жизни, на балах в ассамблее в Бейзингстоке.

Истории Генри удивительно дерзкие, но о женщинах он пишет скорее с недоумением, чем с уверенностью. Наиболее неуклюжий из его юмористических опытов — рассказ молодого человека о своей кузине, пытающейся поймать его в брачные сети. Дама оголяет лодыжки и грудь более, чем дозволено модой, красит лицо и носит накладные локоны, вытаскивает кузена на прогулки и заводит с ним разговоры о «Страданиях юного Вертера». И это притом, что она старше его. В жизни Генри, должно быть, проявлял себя куда занимательнее, чем в этой шаблонной ерунде, иначе его собственная старшая кузина вряд ли находила бы в нем столько очарования.

Комический стиль Джейн был совсем другого рода. Она ничего не посвящала Генри целых два года, но уж когда посвятила — это было нечто исключительное. «Замок Лесли» — история в письмах, где голос каждого корреспондента звучит по-иному. Шарлотта Латтерелл, занятая приготовлением угощений к свадьбе сестры, тяжело принимает известие о том, что жених упал с лошади и лежит при смерти. Она может думать только о настряпанных ею яствах и обращается к убитой горем сестре с блистательным «диккенсовским» монологом. Мы смеемся над ним, так как легко узнаем ситуацию: никто ведь не хочет отвлекаться от своих дел на чужие, пусть даже серьезные и трагические.

Дорогая Элоиза, — начала я, — охота тебе убиваться из-за таких пустяков. — (Чтобы ее утешить, я сделала вид, что не придаю случившемуся особого значения.) — Прошу тебя, не думай о том, что произошло. Видишь, даже я ничуть не раздосадована, а ведь больше всего досталось именно мне: теперь мне не только придется съесть все, что я наготовила, но и, если только Генри поправится (на что, впрочем, надежды мало), начинать жарить и парить сызнова. Если же он умрет (что, скорее всего, и произойдет), мне так или иначе придется готовить свадебный ужин, ведь когда-нибудь ты все равно выйдешь замуж. А потому, даже если сейчас тебе тяжко думать о страданиях Генри, он, надо надеяться, скоро умрет, муки его прекратятся, и тебе полегчает — мои же невзгоды продлятся гораздо дольше, ибо, как бы много я ни ела, меньше чем за две недели очистить кладовую мне все равно не удастся [55] Перевод А. Ливерганта. .