Сигрид Унсет - Возвращение в будущее

Пребывание в Риме стало одним из центральных событий в жизни Сигрид Унсет как писательницы, оно же сыграло решающую роль и в ее личной судьбе, так как здесь она встретила своего будущего мужа, художника Андерса Кастуса Сварстада. Итальянские впечатления легли в основу романа «Енни» (1911), явившегося важной вехой в творчестве писательницы, когда ее известность полностью упрочилась.

Норвежская художница Енни приезжает в Рим, воспринимаемый ею как колыбель европейской культуры и источник вдохновения. Енни идеализирует и абсолютизирует любовь, и жизнь мстит ей за это. Запутавшись в любовных отношениях, Енни кончает с собой. В воспоминаниях своего возлюбленного, скульптора Гуннара Хагена, она навсегда остается «весенней» женщиной, как Примавера на картине Боттичелли. В романе прослеживается литературная и живописная традиция творчества прерафаэлитов. Роман «Енни» имел бурный успех, хотя многие сочли его аморальным («неподходящее чтение для молодых девушек» — таково было общее мнение).

Роман «Весна» (1914) отчасти продолжает мотивы, звучащие в «Енни». Главные герои его, Торкилд и Роза, каждый по-своему, всей душой, стремятся обрести любовь как основу существования. Пройдя нелегкий путь сближения, разочарований, соблазнов, недоверия и пережив смерть ребенка, они обретают друг друга и начинают создавать свой подлинный ДОМ. Герои находят свое пристанище на земле в экзистенциальном смысле, как рассматривал его Мартин Хайдеггер, для которого обретение дома есть высшая цель человеческого существования.

Как исторические, так и «современные романы» Сигрид Унсет отличает особая визуальность описаний и декоративность создаваемых ею картин, что связано с общей тенденцией эстетизации действительности, сближения норвежского романа рубежа веков с живописью.

В период с 1921 по 1922 год Сигрид Унсет создает свое центральное произведение — роман-трилогию «Кристин, дочь Лавранса» («Венец», «Хозяйка», «Крест»), являющийся вершиной ее творчества. Его можно рассматривать в равной степени и как исторический роман, и как роман о женской судьбе.

Дочь выдающегося археолога, тонкий знаток и восторженная поклонница скандинавского Средневековья, Сигрид Унсет сумела с удивительной достоверностью и непревзойденным художественным мастерством воссоздать атмосферу далекого XIV века. Читателей поражает глубокий психологизм трилогии, зрительность описаний северной природы. Роман «Кристин, дочь Лавранса» многократно переиздавался в Норвегии и выходил гигантскими тиражами за рубежом, в частности в Германии — 250 тысяч. Книгу называли «Илиадой севера».

Дошла она и до Нового Света.

«…А за океаном американцы открыли для себя норвежское Средневековье, точно так же как в Средник века норвежцы открыли Америку», — писала газета «Афтенпостен» (Цит. по кн.: Tordis Ørjasæter, «Menneskenes hjerter. Sigrid Undset — en livshistorie». Oslo, 1994. S. 261–262).

Сигрид Унсет очень дорожила своим романом, в который она вложила всю душу. Когда в 1937 году Голливуд предложил ей огромный, по тем временам, гонорар — 50 тысяч долларов за авторские права, Сигрид Унсет отказалась, опасаясь, что «фабрика грез» может сделать ее любимое детище неузнаваемым.

В 1928 году Сигрид Унсет была присуждена Нобелевская премия «за яркое и убедительное изображение жизни средневековой Скандинавии». Ей было 46 лет. Она стала третьей по счету женщиной — нобелевским лауреатом после Сельмы Лагерлёф в 1909 году и Грации Деледа в 1926 году. Это был настоящий триумф писательницы. В Лиллехаммере, с которым связан значительный период жизни писательницы, ей была устроена торжественная встреча с факельным шествием. (Лиллехаммер — важный культурный центр Норвегии, здесь, в том числе, находится и дом-музей Сигрид Унсет — Бьёркебек, который в настоящее время сохраняет живую атмосферу жизни писательницы, дает возможность посетителям, особенно если это писатели, литературоведы и переводчики, непосредственно соприкоснуться с бытом и жизнью писательницы, устраивая вечера в ее доме с чаем и кофе, за теми же столами, где собирались гости самой Сигрид.)

Вторая мировая война, оккупация Норвегии в апреле 1940 года явились трагедией для Сигрид Унсет, как и для подавляющего большинства норвежцев. (Хотя были и квислинговцы, норвежские нацисты, и те, кого называли «немецкие симпатизеры».) С Кнутом Гамсуном, другим норвежским нобелевским лауреатом (1917), приветствовавшим приход немцев в Норвегию, они закономерно оказались по разные стороны баррикад.

В противоположность Гамсуну Сигрид Унсет была абсолютно чужда абстрактная, заимствованная у Ницше идея сверхчеловека, низведенная до уровня «фюрера», и тем самым приспособленная национал-социализмом к своим практическим нуждам, а также антисемитизм, дань которому, к ее величайшему огорчению, отдал и ее муж, художник Сварстад, опубликовавший несколько соответствующих статей в журнале «Самтиден». Еще в 1914 году Унсет прочла лекцию в Студенческом союзе в Тронхейме, полемичную по отношению к статье Гамсуна «Чти молодых», в которой ниспровергалась библейская заповедь о почитании старших.

Наиболее показательным в этом смысле явилось диаметрально противоположное отношение Унсет и Гамсуна к знаменитому делу Карла фон Оссецки, немецкого пацифиста, заключенного в концлагерь в нацистской Германии. В 1935 году Кнут Гамсун опубликовал в «Афтенпостен» статью, в которой высказался против присуждения Оссецки Нобелевской премии мира. В это время Сигрид Унсет была избрана председателем Союза норвежских писателей, и, во многом по ее инициативе, было составлено следующее заявление для печати:

«Мы, нижеподписавшиеся норвежские писатели, полагаем, что ценность художественного творчества, так же как и человеческое право на жизнь, всегда зиждется на духовном основании. И следовательно, любой писатель, независимо от его отношения к тем или иным актуальным проблемам своего времени, должен неукоснительно уважать принцип духовной свободы.

При всем нашем восхищении творчеством Кнутом Гамсуна, мы вынуждены выразить сожаление тем, что наиболее известный из живущих ныне норвежских писателей, человек свободный и находящийся во всех отношениях в безопасности, выступает против другого человека, который заключен в немецкий концлагерь только за то, что безоговорочно отстаивал свои взгляды и готов отдать за них жизнь. Мы сожалеем, что Гамсун счел уместным выступить против одинокого безответного узника, и тем самым оказал услугу тоталитарной политической системе, которая вынудила собратьев по перу Кнута Гамсуна, представителей элиты немецких писателей, эмигрировать, или, точнее говоря, стать изгнанниками».