Владимир Стеженский - Солдатский дневник

Скорей бы уничтожить эту нечисть. Как только закончится сессия, нас всех куда-нибудь мобилизуют. В институте создают дружины медсестер, юношей старших возрастов мобилизуют в армию. Многие записываются добровольцами.

Только что передали, что утренняя тревога была учебной, самолеты, столь нахально летавшие над Москвой, были нашими.

Настроение у меня спокойное, только чертовски досадно, что «их» так медленно гонят, «эти» сволочи уже заняли три наших города.

26.06.41.

Вчера сдал последний экзамен, но как-то не чувствуется, что сессия окончилась. Послезавтра под моим «командованием» вся наша группа выезжает на работу в подмосковный совхоз. Всех куда-нибудь направляют — на завод, на фабрики, в госпитали, а нас — в совхоз.

Получил письмо от Вовки, посланное 22 июня. Пишет, что видел, как немцы бомбили Севастополь и как падал в море сбитый немецкий бомбардировщик… Вчера провожали нашего одноклассника Витьку Миркиса на фронт. Настроение у всех было бодрое, но тревожное.

Немцы все еще наступают и довольно быстро.

9.07.41.

Вот уже больше недели нахожусь в совхозе «Тарасково» под Каширой. Целый день работаем в поле. Первое время трудно было переносить жару, но теперь привык. Народ в нашей команде хороший, дружный, есть, правда, любители курортной жизни, но мы их быстро приводим в порядок. Вчера отправили обратно в Москву трех человек.

Беспокоит отсутствие вестей из дома. Постараюсь вырваться на денек в Москву, разузнать, как там все. Несмотря на нашу глушь, здесь уже было несколько воздушных тревог. Ходят слухи о «неизвестных с револьверами». Мы тут тоже поймали одного «диверсанта», но при ближайшем рассмотрении он оказался своим.

Вчера был у нас корреспондент «Учительской газеты», интересовался, как мы тут живем, работаем. Обещал написать о нас очерк в свою газету, так что мы теперь тоже войдем в историю.

У нас есть одна очень хорошая девочка, которая мне нравится. Но пока это не главное в моей жизни.

Сегодня опоздал на работу: шла носом кровь. Еле остановили, но со мной это бывает. Говорят, вечером устроят баню, хорошо бы. Помыться очень не мешает.

16.07.41.

Уже прошло полмесяца, как мы сюда попали. Работаем с утра до вечера, но уже привыкли. Только вот кормят плоховато. Почти каждый день мне приходится ругаться из-за этого с директором, грозить московским начальством.

Вчера задержали тут какого-то подозрительного типа. Ходил и расспрашивал, сколько человек в совхозе мобилизовали, сколько мужчин еще осталось и т. д. и т. п. Я и один совхозный паренек отвели его в дирекцию совхоза, а оттуда его под охраной двух рабочих отправили в Каширу.

Нет вестей из дома. Я тут командировал в Москву одного нашего мифлийца, чтобы он все разузнал, а он там загулял и до сих пор не вернулся. Беспокоит молчание Вовки. У него вчера был день рождения, как-то и где он его встретил… Нет вестей от Артура и от моей подружки, одноклассницы Машеньки, которую мои друзья зовут Мэри. Мечтаю о кружке холодного пива и чашке домашнего чая.

18.07.41.

Вчера у меня было какое-то странное и тяжелое состояние. Беспокоился, не случилось ли чего с Вовкой, с Мэри. Основания для этого, увы, есть. Дома, слава Богу, все в порядке, Леня на даче, мама часто остается с ним.

На фронте появилось «Смоленское направление». Плачевная новость.

21.07.41.

Настроение улучшилось. Девушка, которая мне здесь понравилась, нравится теперь еще больше. Зовут ее Нина. Сегодня она уехала в Москву. Я попросил ее зайти ко мне домой, тем более что живет она совсем рядом, у бабушки. Родители где-то в местах отдаленных.

1.08.41.

Завтра будет уже месяц, как мы находимся здесь, в нашем благословенном Тараскове. Привыкли мы к нему все, даже дома в Москве не чувствуем себя так уютно, как здесь. Впрочем, в Москве сейчас мудрено так себя чувствовать. Вчера я был дома и стал свидетелем ночной тревоги. Да, это не то что наблюдать за вспышками на далеком горизонте! К счастью, разрушений в городе не много. Жаль, что пострадал театр им. Вахтангова.

Дома все в порядке. Артур в Москве каждый день ждет призывной повестки в армию. Если повестки не будет, договорились, что он приедет к нам в совхоз. Мэри уехала в Свердловск. Обидно за нее, напрасно уехала, в Москву немцы не войдут! Артур прямо вне себя, я его хорошо понимаю. От Вовки пришло письмо от 9 июля. Жив, здоров, где он сейчас, одному Аллаху известно. Леха Постный, школьный приятель, на даче.

Мои попытки полакомиться традиционным пирожным в «Автомате» на Дзержинке оказались напрасными. Угостился мороженым в «Арктике», очень уж малосладким.

Сделав все дела, я на всех парах помчался к своим тарасковским пенатам, к Нине. Я за эти дни полюбил ее еще больше, хорошая она девчонка.

5.08.41.

Время идет своим чередом. Каждую ночь прилетают «гости». Но нас не бомбят. По ночам дежурю в пожарке. Работа идет теперь гораздо лучше, почти каждый день перевыполняю норму, а вечером иду гулять с Ниной. Это самые лучшие и светлые часы.

Приезжал вчера директор треста. Теперь нам стали давать молоко и овощи…

18.08.41.

Немцы заняли Смоленск, они уже в четырехстах километрах от Москвы. Вот результаты нашего словоблудия, подкрашенного розовой водичкой. Теперь я почти уверен, что скоро нам придется в темпе перебираться на восток. У нас здесь все в порядке, только настроение у большинства очень подавленное.

Обещал приехать Артур, но что-то задерживается. А теперь, может, и вовсе не приедет. Как хорошо, что здесь есть такая замечательная девушка — Нина. Невольно вспоминаю Загорянку, знакомство с Мэри. У них есть что-то общее, но еще никто из девушек не относился ко мне так тепло, но в то же время с такой суровой дружеской требовательностью, как Нина.

Я вспомнил одну девушку, с которой познакомился в Загорянке, дочь бывшего «латышского стрелка». Ее звали Дагмара, она была года на три старше меня, студентка МГУ, восторженная поклонница Сталина. Поклонение это она унаследовала от своего отца, который работал у Сталина еще в первые годы советской власти. Помню, что у них на даче и в московской квартире было полно портретов и фотографий Сталина, причем многие с его дарственными надписями. Я влюбился в эту Дагмару, попал под ее влияние и вскоре к ужасу моих родителей купил большую фотографию Сталина и прикрепил ее над моим письменным столом.

Шел тридцать восьмой год. В конце года отец Дагмары, как и многие бывшие «латышские стрелки», был арестован и расстрелян, а вскоре Дагмара и ее мать были высланы из Москвы, и они навсегда исчезли в «сибирских просторах».