Владимир Стеженский - Солдатский дневник

Я часто думаю, что если бы я был техническим специалистом, то работал бы над изобретением таких снарядов, которые имели бы самонаправляющий ход и без промаха попадали бы в танки и самолеты противника. Тогда бы мы быстрее разбили немцев, и война бы окончилась. Но пока у нас таких снарядов, к сожалению, нет, и конец войны отодвигается все дальше.

18.04.42.

Завтра выписываюсь. Дадут мне дней десять отпуска при части, который вряд ли мне понадобится. Значит, опять потрясусь на привычных поездах с бесконечными пересадками, комендатурами, продпунктами и прочими удовольствиями нынешнего передвижения.

Меня каждую ночь донимают сны. Раньше, до болезни, я обладал счастливой способностью засыпать, едва только голова касалась подушки, и не видеть никаких снов. Теперь вижу сны, часто тревожные. Какое-то предчувствие, что с Нинкой что-то произошло нехорошее. Когда же я смогу что-нибудь узнать, получить от нее письмо, хотя бы маленькую записку…

19.04.42.

Не выписали!

22.04.42.

Сегодня наконец выписался. Теперь опять новые пути и дороги. Переплывал Донец на лодке, около трех километров. Мне еще не приходилось плавать на лодке по лесу. Но ведь и на санях по Волге тоже раньше не ездил. Пока добрался до квартиры, семь потов сошло. За назначением нужно идти в станицу Рубежную. А там, куда Бог пошлет.

Получил здесь на почте два письма из дома. От Нинки ни полслова. Чувствую, что Нинкино отношение ко мне изменилось, что она успела забыть все, что между нами было. Чем сильнее я отгоняю от себя эту тяжелую мысль, тем настойчивей она возвращается обратно. Мама пишет, что у нее подобные же мысли о причинах Нинкиного молчания. Неужели, все это так…

24.04.42.

Второй день нахожусь в Рубежном. Замечательный городок, маленький, аккуратный и весь в зелени. Правда, самой зелени еще нет, но сколько здесь деревьев, белой акации, тополей, кустарников. Особенно хорош так называемый городок ИТР, расположенный в парке. Он выделяется своими белыми двухэтажными домами, окруженными густым лесом молодых деревьев и кустов. Как, вероятно, хорошо и красиво было здесь до войны. Сейчас во многих местах видны следы повреждения построек, всюду требуется ремонт, но, видно, не до этого.

Вчера за день я так устал, как никогда не уставал. Добирался сюда самыми разными путями: в тамбуре товарного вагона, пешком и на двух попутных машинах. Целый день ждал тут одного майора, который должен определить мою судьбу, но так и не дождался. Сейчас сижу в парке, любуюсь прекрасным весенним утром и жду девяти часов. Потом пойду опять добиваться аудиенции.

Погода здесь совсем майская. Вчера вечер был такой теплый и приятный, что невольно располагал к наилиричнейшему настроению. Только эта тяжелая неизвестность, ожидание письма, в котором должно быть что-то неожиданное и страшное, отравляет все.

25.04.42.

Опять еду. Скоро буду, как Маяковский, измерять свое время километрами. Но в настоящий момент я, к сожалению, не еду, а сижу в Синтяновке, маленькой паршивой железнодорожной станции. Связался с одной машиной, которая идет в Ворошиловград, но она застряла здесь и, кажется, всерьез и надолго. Еду я в Ровеньки, потом в Ворошиловград, где точно назначат место службы. На всю дорогу дали кило хлеба и семьдесят грамм сахара. Хорошо, что купил в Рубежной яиц, да еще тут словчил и пообедал, а то туго бы мне пришлось. Все-таки надеюсь сегодня приехать в Ворошиловград, а там видно будет.

26.04.42.

Сегодня наконец получил назначение. Еду в штаб 383 стрелковой дивизии на место какой-то Щербаковой, которая будет отозвана как «не справившаяся с работой». Боюсь, как бы и меня в скором времени не отозвали по той же причине. Здесь, в Разведотделе армии, очень симпатичные сотрудники. Посмотрим, что будет на новом месте.

Теперь хоть получу постоянный адрес, восстановлю со всеми связь. Все время думаю о Нинке, Артуре и Вовке. Всех порастерял…

27.04.42.

Наконец-то доехал, прямо не верится. Пока буду при штабе дивизии, а там видно будет. Здесь довольно прилично: есть баня, в которой я сегодня уже успел побывать, есть электричество, да и квартира ничего. Работа предстоит большая, но интересная.

Читаю сейчас немецкую нюрнбергскую газету. Очень любопытно. Примечательны объявления: «Погиб смертью героя в возрасте 21 года наш любимый сын, лейтенант Георг Талхеймер, кавалер ордена Железного креста 2 степени, участник похода во Францию. В тяжелом бою на Восточном фронте, мужественно отражая контратаку, 17 января 1942 года отдал он свою жизнь, пожертвовав ею для фюрера и защиты своего отечества. Через жертвы самого лучшего взрастет для нашего народа великое будущее. В глубокой скорби…» Прямо надгробный гимн.

А вот еще объявление, несколько иного рода: «Коммерсант, 31-го года, рост 170 см, худощавый, самостоятельный (собственное предприятие) ищет энергичную волевую девушку из хорошей семьи…»

Наши родители не могут сообщить о гибели своего сына на фронте, даже если он не лейтенант, а генерал, ни в одной из наших газет об этом не напишут. В первую мировую войну это было возможно, а сейчас нет. Ну а без объявлений о поисках подходящей девушки можно пока обойтись.

Вспоминал я сегодня четыре месяца моих скитаний и лежаний по госпиталям. Все-таки много они мне дали. Сколько интересных людей увидел, столько нового для себя узнал. Но если бы все это время я был на фронте, было бы лучше, какая была бы у меня профессиональная практика!

28.04.42.

Подходит к концу второй день моего здесь пребывания. Пока моя работа заключается в хождении в столовую и слушании патефона.

Но скоро, вероятно, будет что-нибудь более интересное. Сегодня организована охота на фрицев, может, кого поймают. А вообще здесь атмосфера душноватая. Начальник мой весьма ограниченный солдафон, его помощник — штабной шаркун, влюбленный в свою собственную персону. Все изрядно пьют и развлекаются «клубничкой». Результаты плачевные: за несколько месяцев ни одного пленного фрица, зато с нашей стороны за эти два дня, как я здесь, четырнадцать человек перебежало к немцам! Жуткое происшествие!

Отправил сегодня открытки маме, Нинке и Мэри и домой денежный перевод.

1.05.42.

Если здесь все так и будет продолжаться, то, кажется, я совсем с ума сойду. Эти помощники начальника разведки круглые идиоты и недоноски. Целый день крик, шум, гам. Эта Щербакова — девица, мягко выражаясь, наилегчайшего поведения. Противно быть невольным свидетелем всего происходящего. Когда же кончится мое одиночество и найдется здесь хоть бы одна родственная душа! Хоть бы фрица какого поймали! Читать нечего, делать нечего, а целый день слушать патефон или просто смотреть в окно невмоготу. Завтра буду просить, чтобы отпустили съездить в полки, посмотреть, как у них дела. Хоть некоторое разнообразие в жизни.