Эрик Перрен - Маршал Ней

На рассвете было трудно сказать, в чью сторону склоняются весы победы. Когда стемнело, над полем, столь шумным минувшим утром, повисла мёртвая тишина. И в этой тишине невозможно было понять, кто победил. Отступление русских — это не разгром. {283} 283 О Бородинской битве см.: Bausset, Berthezène, Bonneval, Caulaincourt, Denniée, Dumonceau, Girod de l'Ain, Golitzine, Gourgaud, Jomini, Labaume, Lejeune, Planât de La Faye, Pelet, Pelleport, Roos, Ségur, Suckow, Teste, Toll; A.N. 130 AP/20,130, P. 4; A.N. AFIV, 1650. PI. 3 (I). P. 425-431.

На другой день после побоища — Наполеон потерял 30 000 человек, Кутузов — 50 000 — Ней идёт по вспаханному ядрами полю боя. Он внимательно смотрит на убитых, раненых, на изуродованные останки. Небо хмурое, будто в трауре, покалывает неожиданный мороз. Загоревший маршал весь в пыли, хлопает руками, греется у большого костра, разведённого у палатки Императора. Сам Император сильно простужен, настолько, что говорит с трудом. Для вождя Великой Армии это — серьёзная проблема. Ожидая приглашения в палатку, Ней перебрасывается несколькими словами с Мюратом.

— День был жаркий, — говорит король Неаполитанский, — что касается артиллерии, то я ничего подобного никогда не видел. Под Эйлау было не меньше пушек, но там стреляли ядрами. Вчера же войска сошлись так близко, что почти всё время стрельба велась картечью.

— Однако, яйца ещё не на сковороде, — продолжает Ней, — потери врага огромны, дух, должно быть, подорван. Нужно воспользоваться победой и начать преследование.

Мюрат перебивает Нея:

— Тем не менее отступление русских было организованным.

— После того, что произошло, мне это трудно представить. Здесь разговор двух героев Бородино прерывается, Нея приглашают к Наполеону. {284} 284 Солтык приводит этот диалог в своих «Мемуарах» (Soltyk R. Napoléon en 1812. Mémoires historiques et militaires sur la campagne de Russie, par le comte Roman Sottyk, général de brigade d'artillerie polonais, officier supérieur à l'état-major de Napoléon. Paris: A. Bertrand, 1836. P. 247-249.)

Если генералу Нею не довелось вместе с Бонапартом войти в Каир, то Москву он завоевал вместе с Императором. Нет сомнений, что никто не прислушался к предсказанию Кутузова:

— Наполеон — это поток, который пока мы не можем остановить, но Москва, как губка, впитает и поглотит его.

Увидев вдали золотые купола московских колоколен, Ней издал радостный возглас. Издали город казался прекрасным видением. Намного позже этого крика, выражающего радость победителя, маршал Ней будет сторонником отступления, драматического исхода из Москвы, который станет самым ярким событием всей его жизни. Нам известно, чего Наполеону стоил уход из сожжённой и разграбленной Москвы, слишком поздний выход на Смоленскую дорогу, отступление, оказавшееся ловушкой. Нам известно, во что обошлись Императору надежды, питаемые воспоминаниями о Тильзите, напрасные ожидания примирения с царём Александром. Во время военных советов в Кремле аргументация маршалов становилась всё убедительнее: нельзя зимовать на пепелище, огромные трудности снабжения, пагубное влияние бездействия на дисциплину. Император открыто объявил Нею свое мнение:

— Пребывание в Москве с её руинами, но и с её оставшимися ресурсами предпочтительнее, чем ещё где бы то ни было в России. Мира можно добиться только отсюда. Впрочем, и погода стоит замечательная. Мы заблуждались насчёт климата. Осень в Москве приятнее, чем в Фонтенбло.

— Не следует строить иллюзий относительно погоды, сир — возразил Коленкур. — Зима наступит неожиданно, и нетрудно представить, в каком состоянии окажется армия.

Утром 18 октября в Кремле Наполеон, на большой площади, окружённой деревьями, проводит смотр трех дивизий 3-го корпуса: дивизий Ледрю, Разу и Маршана, в строю которых осталось всего 12 000 человек. 14 000 солдат Нея находятся в госпиталях. [79] Официальные данные о составе 3-го корпуса по состоянию на 10 октября 1812 года. A.V. С 526, inédit. Маршал испытывает гордость за своих полковников, которые, соревнуясь друг с другом, изо всех сил стараются представить свои полки в лучшем виде, несмотря на тяжёлые потери в течение июня. Неожиданно вдали слышится орудийный залп. Молодой Беранже, адъютант Мюрата, подлетает галопом с известиями о бое при Винково. Войска Кутузова неожиданно атаковали короля Неаполитанского. Император побледнел, наскоро завершил смотр и негромко заявил Нею:

— Мы уходим!

Понимая, что надо уходить от Москвы на юг, пока казаки не перерезали дорогу, Наполеон засыпает маршалов инструкциями, «в нём пробудилась энергия прежних лет». 19 октября Великая армия уходит в белую метель. {285} 285 О Москве см.: Caulaincourt, Fezensac, Ségur; AN. 137 АР/20,130 a.

Первые признаки краха маршал Ней старается объяснить исключительно некомпетентностью Даву, которому доверено командование арьергардом — по сути, щитом отступающих наполеоновских сил.

Лысый, близорукий, небольшого роста, немного сутулый маршал Даву, герцог Ауэрштедтский, князь Экмюльский, имел далеко не героическую внешность. Без очков он не различал предметы на расстоянии ста шагов, но его глубокое и всеобъемлющее военное мышление было бы просто неприлично сравнивать со скромным потенциалом Нея. Когда же представлялась возможность навредить этому блестящему военачальнику, Ней был далеко не последним, сообщая Императору о том, насколько его поразил «беспорядок» в 1 -м корпусе, о «печальном примере, отравляющем моральный дух солдат». {286} 286 Chuquet A. Lettres de 1812, Paris: H. Champion, 1911. P. 118-120. В начале кампании герцог Эльхингенский испытывал ревность, глядя на блестящие, самые дисциплинированные полки своего учёного конкурента, которые впору было сравнивать с частями гвардии. Сейчас же это был самый потрёпанный корпус. Даву принимает упрёки, поясняя при этом, что его измученные колонны идут вперемешку с отставшими солдатами из других корпусов Великой армии. У этих несчастных уже нет ни оружия, ни провианта. Наполеон оказался перед выбором: либо запретить подобные разговоры, либо признать свои ошибки. Он пытается убедить себя, что Даву виновен в том, что при каждом нападении казаков замедляет продвижение Понятовского и Евгения, что Даву не обладает талантами Нея, который воодушевляет солдат самим фактом своего присутствия и никогда не признаёт себя побеждённым. Мюрат и Бертье тоже в один голос поносят князя Экмюльского. Наконец в войсках распространяется хорошая новость: Ней сменит Даву во главе арьергарда, 3-й корпус придёт на смену 1-му. Во время официального объявления приказа Нею объясняют, что его действия будут поддержаны Даву. Ней сухо отвечает:

— О, мы хорошо знаем, как он поддерживает. {287} 287 Teste F.-A. Souvenirs du general Teste. // Carnet de la Sabretache. 1912. P. 246-247. 3 ноября Ней вместе с Евгением и Даву разрабатывает план действий против авангарда Милорадовича, этого русского Мюрата, который перерезал им дорогу. Лишь в два часа пополудни три военачальника соблаговолили согласовать свои действия. Как и в сражении при Валутиной горе, чувствуется отсутствие Наполеона. В сражении под Вязьмой войскам опять не хватит объединяющего порыва, хотя врагу и не удастся окончательно остановить их. Создаётся впечатление, что Император больше занят размышлениями о грядущем, а не происходящими событиями. Существует мнение, что Даву мог бы избежать русской засады, если бы попытался обойти Вязьму, но он считал, что войска слишком устали. В стычках 3 ноября все заметили как дряхлость и плохое состояние Даву, так и несгибаемое упорство Нея. «Он произвёл на меня неизгладимое впечатление, — свидетельствует генерал Гриуа. — Король Неаполитанский тоже был прекрасен как никогда среди пылающих огней». Солдаты Евгения с удовлетворением сообщают, что Нею со своими дивизиями удалось быстро укрепить Вязьму и что он прикрыл отход Даву, задержав кирасиров Уварова. Но мало кто отдаёт должное Компа-ну, храброму генералу из корпуса Даву который самоотверженно сражался со свирепыми казаками. Может быть, Компан вспомнит об этом через три года, голосуя за смертную казнь Нея. {288} 288 О Вязьме см.: Berthezène, Caulaincourt, Griois, Labaume, Ségur.