Михаил Кольцов - Испанский дневник

Надо сказать народу правду, которую он целиком еще не знает. В массах дремлют еще огромные силы и возможности борьбы, надо вызвать их наружу прямым, ясным, мужественным призывом. Это уже сделали все партии Народного фронта в отдельности, – а правительство в целом молчит.

К чему болтовня, сравнение с обороной Петрограда, ведь тогда советское правительство открыто сказало об опасности, нависшей над Петроградом и над Москвой, ещё когда враг был под Тулой! Здесь же у главы правительства не хватает решимости и честности сказать народу о катастрофическом военном положении.

Он видит в этом свою личную дискредитацию, боится упреков в том, что плохо руководил войной эти два месяца. Но разве дело в упреках! Народ простит, он подымется, он ещё может спасти положение, в это верит Коммунистическая партия. А Ларго Кабальеро боится всеобщей стихийной народной мобилизации, он не может допустить, что появятся какие-то сержанты и капитаны, не им лично назначенные, что расхватают какие-то винтовки или одеяла без его визы.

У дверей его кабинета адъютанты сдерживают толпу командиров, комиссаров, интендантов, государственных чиновников. Он сидит, запершись со своим любимым генералом Асенсио.

Коммунистическая партия работает на свой страх и риск, собирает силы и средства для обороны Мадрида. Ее барабаны гремят на улицах. Двести тысяч мадридских женщин, работниц, служащих, домохозяек, участвуют, во главе с Долорес, в коммунистической демонстрации под лозунгами пролетарской обороны Мадрида.

Под куполом кино «Монументаль», перед шестью тысячами рабочих, Хосе Диас требует удержания столицы во что бы то ни стало. В зале душно, напряженно, огромный амфитеатр прикован всеми шестью тысячами пар расширенных глаз к маленькой фигурке Хосе.

Все знают, что он недавно потерял свою любимую дочь-комсомолку, что сам только сегодня встал с постели, еле оправившись от новых тяжелых припадков.

Но сейчас Хосе улыбается. Когда он углубленно разъясняет свою мысль, она у него отсвечивает улыбкой на лице.

Плавно и круто подымается напряжение его речи, страстной, сосредоточенной. Зал переживает каждое место. То замирает бездонной тишиной, то взрывается восторгом. Все шесть тысяч сразу встают и торжественно, как клятву, поют «Интернационал», когда Хосе приводит слова советского приветствия испанскому народу.

В рабочих кварталах, в районных обществах друзей Советского Союза идет подготовка к Октябрьской годовщине. Меня находят и засыпают вопросами, справками, спрашивают совета, как делать плакаты, стенные газеты, похожи ли Сталин и Ворошилов на любительских портретах, точно ли срисован советский герб. У меня было несколько номеров «СССР на стройке» – их изрезали на кусочки, со спорами поделили фотографии, все до одной.

Со своей стороны, я попросил Долорес дать хотя бы маленькую статью для праздничного номера «Правды». Она не сразу ответила, смотрела, грустно молчала. И сразу, вскинув брови:

– Ну да! Конечно, я напишу! И теперь же, не уходи, пожалуйста!

Она притворила за собой дверь и через час вышла с несколькими листками, исписанными аккуратным, красивым почерком.

«Из глубины моего сердца, сердца испанской женщины и матери, которая, как всякая мать, больше всего на свете любит своих детей, я шлю к вам, русские женщины и женщины всего мира, свой крик боли и протеста. Подобно тому, как чувствую я, чувствуют сейчас все женщины и матери испанского народа, те, кто отправил своих мужей в кровавую битву, и те, кто сам сражается за свободу, за счастье испанского народа, за мир всего мира, против фашистских провокаторов войны.

Женщины и матери Советского Союза и всего мира! Испанские женщины несут вам свое горе, свой гнев, свою скорбь о безвинно пролитой крови. В счастливые дни праздника страны социализма не забудьте о нас, женщинах Кастилии, Астурии, Бискайи, Каталонии, как вы не забывали и помогали нам все эти тяжелые месяцы борьбы. Помните о нашем народе, израненном, окровавленном, о нас, ваших сестрах, изнемогающих в неравной борьбе за свою жизнь и честь.

Еще громче подымите ваш сильный голос протеста против фашистской интервенции в Испании. Еще сильнее заклеймите подлых убийц, вы, сильные, счастливые, спокойные, – помогите нам победить, помогите опрокинуть и разгромить врага, который врывается в наши дома, разрушает наши очаги. Вот о чем мне хотелось, не омрачая вашего праздника, сказать вам, дорогие сестры, советские женщины».

Маша получила место в машине и уехала сегодня. В последний момент она внесла на руках в комнату маленького человека с овальным, задумчивым и мечтательным лицом, с доброй улыбкой, с длинными прядями мягких светлых волос, двух лет от роду. Это сын. Это испанский сын.

Они, может быть, еще поспеют к празднику в Москву.

Весь день – упорные бои остатков народной милиции с большими силами мятежников, с их мощной артиллерией и авиацией.

На толедской дороге республиканцы, собрав пять батальонов, вместе с шестеркой танков бросились вперед и прорвали линии фашистов. Части Бурильо ворвались в Вальдеморо. Они хотели выдвинуться еще вперед, но мятежники очень быстро собрали подкрепления, обрушились на республиканцев и выбили их из деревни.

Танки в это время были вызваны на соседний участок, они помогли колонне Уррибари ворваться, в третий раз, в Торрехон. Жаркий бой длился здесь около пяти часов.

Бойцы держались хорошо, они уже научились беречь патроны, и перебегать, и цепляться за складки местности, и спокойно лежать под авиацией. Нельзя сказать – спокойно, лучше сказать – стойко. Три раза на развалины Торрехона налетали «Юнкерсы», три раза они покрывали весь участок грохотом, огнем и дымом, и бойцы удержались.

Но когда танки ушли, пехота через полчаса оставила Торрехон.

Танки ушли к Леганес. Там дела были гораздо хуже. От Навалькарнеро фашисты катились грозной лавиной, они дошли до Мостолеса и заняли его. Надо было прикрывать Леганес, совершенно обнаженный.

Листер и Буэно сделали контратаку на Пинто, но взять его не удалось.

День не принес успехов, все измотались, но настроение стало как-то лучше. Появилось боевое ожесточение, чего не хватало все эти последние недели.

Пехотные командиры даже рады своим потерям, число убитых и раненых очень возросло за эти два дня. Военный госпиталь в Карабанчеле и лазарет Пятого полка переполнены. «Значит, все-таки есть борьба! Значит, деремся, а не убегаем! Эх, если бы на десять дней раньше! Если бы сейчас немного резервов!»

Но резервов еще нет, то, что начали формировать, брошено в сыром виде сюда, в мясорубку, в отступление под Мадридом. Где-то в пути каталонцы с Дурутти во главе. Анархисты решили послать колонну на помощь Мадриду. Четыре анархиста вошли в правительство, Гарсиа Оливер – министр юстиции… Мигель Мартинес провел весь день со взводом танков. Взвод перебрасывали с места на место девять раз, посылали каждый раз туда, где трещали и рвались республиканские линии.