Михаил Кольцов - Испанский дневник

Галан прекращает атаку. До чего еще все-таки хрупкие, переменчивые в настроениях войска! Если бы мятежники сейчас догадались двинуться навстречу, они опять далеко погнали бы Третью бригаду, как сделали это двадцать девятого ноября… Вечером приказ Рохо – рыть на участке окопы и прочно удерживать Посуэло и Умеру, не переходя в контрнаступление. Третью бригаду выводят в резерв. У Мигеля вся голова в шишках и лоб в синяках, но он с сожалением расстается с броневиком. Водитель говорит ему: «Вернешься домой – купи себе такой. И девушек катать можно, и из пушки выстрелить, если тебе кто-нибудь не понравится».

Командование могло бы, конечно, помочь Галану более крупными резервами. Но видя, что Третья бригада удержалась сама, оно предпочло не отменять своего более широкого встречного наступления через Каса дель Кампо, на высоту Гарабитас, чтобы окружить мятежников в Университетском городке. Для этой операции собраны все свободные силы, все танки, вся авиация.

Из этого наступления тоже ничего не вышло. Разве что единственный результат – фашисты встрепенулись, собрали резервы и из-за этого оставили в покое Галана.

Все было проделано, в общем, правильно, – сначала авиация погромила Гарабитас, затем была артиллерийская подготовка, затем пошли танки и сзади них пехота, каталонские части, оставшиеся здесь после смерти Дурутти. Но высота, оказывается, превращена фашистами в настоящий крепостной форт, бетонированный по германскому способу, с мощной артиллерией и богатой противотанковой обороной. Мы начинаем только теперь видеть, какое чувствительное оружие – маленькая противотанковая пушка… Все-таки танки рванулись далеко вперед. Но каталонская пехота не пошла, она только изобразила атаку, открыв невероятную пальбу с исходного положения. Мы уже умеем обороняться, но еще не умеем наступать.

Залка-Лукач ходит усталый и измученный. Одиннадцатая и Двенадцатая бригады перенесли много дней тяжелых боев в Университетском городке, понесли тяжелые потери. Третьего дня погиб член Центрального комитета германской Компартии Ганс Баймлер. «Какие люди, какие люди!» – восклицает Лукач. Он не может привыкнуть к гибели людей, хотя сам ведет их в бой. В мемуарах Амундсена есть одна простая фраза, которая стоит всей книги. Амундсен говорит: «Человек не может привыкнуть к холоду». Это говорит Амундсен – он знает. Он провел большую часть жизни в Арктике, во льдах, у Северного и Южного полюсов. Он и окончил свою жизнь там, рванувшись спасать чужого, антипатичного ему человека. На севере, на Шпицбергене, в Гренландии, из-под вечных льдов люди добывают каменный уголь. Мерзнуть ради тепла. Голодать ради сытости людей. Сидеть годами в тюрьме ради свободы. Бороться, уничтожать, умирать самому ради жизни, ради счастья. Человеческий род революционен. Лукач трепетно и жадно любит людей. У него нет большего удовольствия, чем общаться с ними, быть среди них, шутить с ними, говорить им приятные, ласковые вещи, греться около них и согревать. Он не любит ссориться и не любит оставаться один в комнате. В Москве его огорчали и тяготили литературные споры, он обожал праздники, юбилеи и чествования, банкеты, дружеские вечеринки. В Венгрии он заочно приговорен к смертной казни, как непримиримый враг режима. Он попал в незнакомую Россию, он дрался добровольцем против Колчака в Сибири, против Врангеля в Крыму. В Испании он дерется вместе с незнакомым ему народом против его врагов. Он мерзнет ради тепла.

Вокруг него уже подобрался дружный коллектив штаба и политотдела. Итальянец Николетти, немец Густав Реглер, болгары Белов и Петров, француз Дюмон – разные типы, разные характеры, разные темпераменты. Сошлись из разных стран, нашли друг друга и сработались.

Они мечтают вывести бригаду хоть на десять дней в резерв – отдохнуть, поспать, отмыть, приодеть бойцов. «Дайте две недели. – говорит генерал Лукач, – вы получите не бригаду, а куколку. Конфетку!»

Иностранные посольства продолжают безобразничать в Мадриде, как могут. Население, защитники города, власти возмущены и много раз хотели утихомирить разнуздавшихся шпионов. Этому препятствует правительство в Валенсии. Международное положение Испании очень тяжело, каждый новый конфликт может еще больше ухудшить его.

Сегодня терпение мадридцев лопнуло. Они все-таки вошли в один из домов, защищенных иностранными флагами. Они покусились на финляндский флаг. <���…>

Вчера вечером Управление общественного порядка разослало всем посольствам и миссиям ноту, сообщая о концентрации мятежников и террористов под прикрытием финляндского флага и предупреждая, что во избежание проявлений народного возмущения оно должно будет принять меры к ликвидации фашистских гнезд.

Дом на улице Фернандо Эль Санто стоит как раз напротив британского посольства. Представители полиции предупредили англичан, что намерены проникнуть в финляндский дом и что возможно сопротивление. Англичане флегматично ответили, что не возражают.

Директор общественной безопасности постучал в тяжелые ворота и потребовал впустить его. Изнутри ответили, что без письменного приказа директора общественной безопасности открывать никому не станут. Директор подмигнул сам себе, тотчас же вынул из кармана свой же, заранее заготовленный, подписанный приказ и подсунул его под ворота.

Внутри, по-видимому, поразились такой быстроте делопроизводства, пошли наверх, вернулись и ответили, что отпирать не станут и никаким приказам не подчинятся.

Директор ущипнул двумя пальцами крохотные свои усики и приказал полиции ломать двери.

Из дома открыли пулеметный и ружейный огонь.

Один полицейский упал, обливаясь кровью.

Это разъярило полицию донельзя. Один парень из республиканской гвардии, пригласив остальных отойти немножко назад, долбанул тяжелые ворота ручной гранатой. Взрыв не очень сильно разрушил ворота. Но стрельба изнутри сразу прекратилась. Полиция доломала дверь. Вместе с нею Мигель Мартинес вошел во двор дома. Это оказалась настоящая укрепленная казарма.

В нижнем этаже они встретили много женщин. Отважные мужья оставили их как объект милосердия и как первое прикрытие на случай неприятностей.

Дружинники оставили женщин в тех же квартирах первого этажа и поднялись выше. Здесь их встретили новые выстрелы. Тяжело ранен еще один боец. Его товарищи, стиснув зубы, не стреляют. Они соблюдают приказ: не производить никакого насилия, чтобы ненароком не причинить вреда драгоценному организму какого-нибудь финского гражданина. Рискуя жизнью, они взламывают двери трех верхних этажей – и что же?

Тысяча сто мужчин, тысяча сто фашистов! Тысяча сто испанских фашистов!