Чеслав Милош - Азбука

Разумеется, все биографии лгут — не исключая и моей, если читателю вздумается воссоздать ее на основе этой азбуки. Лгут, ибо их главы соединяются друг с другом, исходя из некоей заранее принятой концепции, в то время как на самом деле они соединялись совсем по-другому, хоть никто и не знает, как именно. Впрочем, точно так же лгут и автобиографии — ведь, чтобы понять все взаимосвязи, человек, пишущий о своей жизни, должен смотреть на нее глазами Бога.

Биографии — как раковины, из которых можно узнать очень немногое о живших в них моллюсках. Даже моя биография, дополненная литературным наследием, вызывает у меня ощущение, будто я оставляю после себя пустую скорлупу.

Ценность биографий лишь в том, что они позволяют хоть как-то воссоздать эпоху, на которую пришлась та или иная жизнь.

Самая демоническая из всех наук, подрывающая нашу веру в высшее предназначение человека. Эту науку должны были изобрести манихеи, считавшие, что мир создал злой демиург, однако появилась биология значительно позже. Занимается она, как подсказывает само название, жизнью, то есть в первую очередь питанием организмов, одни из которых поглощают другие. Природа состоит из пожирающих и пожираемых, natura devorans и natura devorata. Главная отправная точка здесь — борьба и выживание сильных и гибель слабых. Возведение на пьедестал силы — вот самая дьявольская примесь к биологическим открытиям, и не надо никакой философии, чтобы сделать из научных данных пессимистические выводы.

Выживание самых приспособленных называется естественным отбором и должно объяснять появление и гибель видов. Тем самым открывается бездна времени: прошлое земли, оцениваемое Библией менее чем в шесть тысяч лет, простирается назад на миллионы и миллионы лет существования живых организмов, которые рождаются и умирают без составляющего нашу гордость сознания. Впрочем, наш вид включен в эволюционную цепочку, и человеческое сознание отличается от ума самых родственных нам млекопитающих лишь степенью.

Дарвину, который в молодости изучал в Оксфорде богословие, не был чужд религиозный взгляд. Публикуя в 1859 году свое «Происхождение видов», он с сожалением отметил, что этот труд излагает богословие дьявола. Это могло означать лишь одно: он руководствовался своими наблюдениями, а они свидетельствовали о структуре жизни, которая его самого ужасала не меньше, чем выступавшую против его теории Церковь.

Дарвин разрушил стену между человеком и животным. Наделенный бессмертной душой человек необязательно возвышается над всякой живой тварью. В Книге Бытия Творец говорит: «Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле». Однако эта царская прерогатива подверглась сомнению после того, как стерлась граница между нами и другими видами живых существ, то есть неуловимым стал момент, когда в ходе эволюции из бессознательного родилось сознание. С тех пор вера в бессмертную душу стала своего рода злоупотреблением.

Ни одна наука не вторгается в наше мироощущение глубже, чем биология. Но всю полноту власти — пусть даже путем упрощения и вульгаризации — она обрела лишь в двадцатом веке. По словам Ежи Новосельского [111] Ежи Новосельский (1923–2011) — польский художник, иконописец, философ и православный богослов. , чью (православную) мысль не сдерживают присущие католикам навыки, именно в этом столетии немцы, народ философов, поставили перед собой непростую задачу: доказать на практике, что наш образ человеческого существа как животного, подчиняющегося силовым отношениям, должен иметь последствия. Они сделали это, создав Освенцим.

Маленький городок на берегу Невяжи, недалеко от Лабунова (или Лабунавы) и Вендзяголы [113] Вендзягола — ныне Ванджёгала. . Рядом усадьба Погинье, принадлежавшая Здиславу Юревичу и Марысе, моей тетке. Из Бобт в Ковно ездили на пароходике, и это было в высшей степени живописное путешествие. Невяжа там очень узкая и извилистая. Пароходик заполнял собой почти всю реку, и его непрестанные повороты среди прибрежных кустов по-прежнему очень живо встают в моей памяти. Несколько парней из команды перекликались на тамошнем смешном польском. Затем мы выходили в Неман и встречали на своем пути гораздо более крупные суда, плывшие в Юрборк [114] Юрборк — ныне Юрбаркас, городок на берегу Немана приблизительно на полпути между Каунасом и Балтийским морем. и в море.

Я ни разу с ней не встречался, но моя антипатия не ослабла даже теперь, после ее смерти, когда она быстро уносится в страну примечаний петитом к истории своей эпохи. Предположим, что такая антипатия к великосветской даме была неизбежна у человека из глухой провинции и что к этому примешивалась досада на мою робость простолюдина перед изощренной цивилизованностью. Замкнувшись в коконе своей французскости, эта особа не представляла, как ее может осудить кто-нибудь извне. Из трех подруг-тезок, учившихся в École Normale Supérieure (Бовуар, Симона Вейль и Симона Петремен [115] Симона Петремен (1907–1992) — французский философ и мыслитель. Интересовалась прежде всего истоками гностицизма. Подруга Симоны Вейль и автор ее биографии (1976). ), она была, по ее собственному мнению, самой эмансипированной, но по сути олицетворяла «скромное обаяние» французской буржуазии. Я не могу простить ей подлости, выразившейся в совместной с Сартром травле Камю. Ситуация как из моралите: честного, благородного, правдивого человека оплевывает во имя политкорректности пара так называемых интеллектуалов. Каким же нужно быть слепым доктринером, чтобы ради очернения Камю написать целый роман, «Les mandarins», перемешав взгляды философа со сплетнями о его личной жизни.

Главная выразительница точки зрения феминисток… Плохо же это о них свидетельствует. Я уважаю и даже почитаю тех, кто защищает женщин из сочувствия к их судьбе. Но у Бовуар всё сводилось к погоне за очередной интеллектуальной модой. Дурная баба.

Сначала в Вильно — студент, член Клуба бродяг, всегда элегантно одетый, первый speaker недавно созданной редакции Польского радио и радиорепортер. Он был сыном одного из университетских посыльных. Потом работа в кино, стипендия в Париже, опять сотрудник Польского радио — на этот раз в Варшаве, и режиссер радиопостановок, член киноклуба «Старт». Антоний все время появлялся в моей жизни. Во время оккупации, после того как нас выгнали из Дынасов, мы снимали комнату в его новехонькой квартире в недавно построенном доме на углу Кредитовой и Мазовецкой. Ресторан «Аррия» (или «У актрис») на Мазовецкой был нашей базой, потому что работавший там барменом Антоний всегда наливал что-нибудь мне, Анджеевскому и Янке. Там играли на двух роялях Лютославский и Пануфник. Кроме того, Антоний занимался подпольной кинодокументацией. После войны он стал одним из основателей «Польского фильма» [116] «Польский фильм» — государственное кинематографическое предприятие, созданное декретом в 1945 г. с целью монополизировать кино. .