Коллектив авторов - Притяжение Андроникова

Мне хотелось бы рассказать, как им был рожден Всесоюзный Пушкинский праздник поэзии, как этот праздник пошел по всей стране и породил другие литературные праздники. Это подвиг культуры. И как Пушкинский праздник стал тускнеть и сходить на нет, когда Ираклий Луарсабович уже не мог им руководить. В памяти встает множество, как будто незначащих, мелких и мельчайших подробностей, черточек, которые теперь, в обратной перспективе, приобретают для меня огромный смысл.

Вот дом знаменитого ученого, пушкиниста Татьяны Григорьевны Цявловской вдруг решают реконструировать, и она должна быть выселена. Куда деть бесценную библиотеку, а главное, картотеку, в которых день ото дня и час от часу была зафиксирована жизнь Пушкина: основа для летописи жизни и творчества поэта. Ну конечно же за дело берется Ираклий Луарсабович, я ему немножко помогал. В заботе о людях для него не существовало закрытых дверей, недоступных чиновников. А потом он мне полушутя, полусерьезно:

– Александр Зиновьевич, пожалуйста, не говорите никому, что я «делаю» квартиры, иначе не будет мне жизни. Но он непрестанно «делал» квартиры, о ком-то хлопотал, кому-то давал рекомендации, кого-то укладывал на лечение в больницу. Он ежечасно делал добро, и по сей день для меня тайна, когда же он читал, работал, сидел в архивах, потому что он вечно и целиком был в общественных заботах. Теперь это стало называться благотворительностью. Из его уст я этого слова не слышал, но именно это было его второй натурой, а может быть, и первой.

Удаляюсь ли я своими сентиментальными воспоминаниями от научно-методической темы изучения наследия Андроникова? Полагаю, что нет. Не удаляюсь, а приближаюсь. Осмелюсь сформулировать конечную цель и главный смысл изучения и освоения наследия Андроникова: ЛИЧНОСТЬ! Личность как альфа и омега телевидения. Мне думается, что примитивно было бы рассматривать наследие Андроникова как объект подражания. Андроников неповторим и незаменим, он явление исключительное. И тем не менее наследие Андроникова – это классика советского телевидения. Андроников – первый человек в стране, который создал собрание телевизионных произведений. К счастью, произведений, зафиксированных средствами техники. Без изучения же классики вообще невозможно движение вперед.

Для меня вершина телевизионного, впрочем, как и научного, как и художественного творчества Андроникова, – это «Письма Карамзиных». Все ли видели эту ленту? Если нет, то посмотрите не менее десяти раз. Возрастете духовно и профессионально во сто крат. Я обращаюсь к будущим работникам телевидения: постарайтесь понять, сформулировать для самих себя, какое значение имеет личность того, кто читает эти письма, «просто» читает.

Он один на экране, никакого антуража, никаких эффектов, ничто не мешает, он говорит для миллионов и вместе с тем говорит для каждого из нас в отдельности. Он доказывает, что телевидение – это самое массовое и самое интимное искусство. От этой передачи нельзя было оторваться тогда, когда она была создана. Нельзя оторваться и сегодня. Нельзя будет и через сто лет. Почему? Потому что в этом чтении писем Карамзиных (что нам Гекуба и что нам Карамзины?) заложено нечто такое, что изучающим Андроникова предстоит разгадать, понять. Это нечто – гуманная личность ученого, артиста, но прежде всего – человека.

От него исходят наши переживания, сочувствие, возмущение врагами Пушкина и… добро. Все передачи Андроникова несут добро. А ведь добро – это «верую», это кредо телевидения и телевизионного профессионала.

Нет ли такой закономерности: только человек, несущий добро, есть подлинный человек телевидения. Этому учит опыт Андроникова. Появление на телевидении злобной личности, пусть даже стремящейся к благим целям, это трагедия телевидения и самого телешоумена, как бы мы им ни увлекались. Как бы трагичен, даже отвратителен ни был материал, тема, которой посвящена передача, человек, обращающийся к нам с экрана, должен нести ДОБРО.

Эх, если бы я был молодой аспирант или студент, я бы ухватился за тему уроков Андроникова, за андрониковедение – хотелось бы сегодня ввести этот термин в действие. Андрониковедение – это золотое дно для тех, кто хочет с экрана говорить с миллионной аудиторией и с каждым в отдельности.

« Я хочу рассказать вам», «Я хочу рассказать вам», «Я хочу рассказать вам » – это девиз Андроникова. Он переполнен сам и передает людям свою переполненность. Это урок! Но ведь надо иметь, чем поделиться с миллионами! Иметь огромные знания, культуру, гуманное мышление.

Андрониковедение, прежде всего, – концептуальное освоение наследия Андроникова. Оно касается самых высоких категорий телевидения как искусства.

До сих пор я говорил как зритель, но, думается, в этой науке – андрониковедении, есть и множество частных тем, требующих особого анализа. Одна из таких тем, о которой я могу судить более профессионально, – это «Андроников – телевидение – музей». Вернее, многие и многие музеи, о которых он захотел рассказать нам. Впрочем, и эта, как будто частная тема, имеет свое концептуальное значение: это проблема научной популяризации по радио и телевидению. И в этой области наследие Андроникова бесценно.

Вот передо мной книга. Она называется «Рождение музея». Написал ее я, но написал, конечно, в значительной мере благодаря Ираклию Луарсабовичу. Я стал одним из множества примеров того, как он умел высекать из человека творческую искру, ободрять его, заставлять что-то делать. Позволю себе прочитать несколько абзацев из этой книги.

«Двадцать пятого апреля 1963 года в жизни музея произошло событие, едва ли не равное по значению дню, когда мы открыли музей для посетителей. Это была часовая передача по телевидению, которую провел из музея доктор филологических наук Ираклий Луарсабович Андроников. Впоследствии она была дважды повторена, показана по Интервидению. Три часа телевизионного времени! Это было новым рождением музея! Ибо никакие средства популяризации не смогли бы в такой мере способствовать знакомству публики с новым музеем, с собранными нами материалами, как телевизионная передача. А то, что ее провел И. Л. Андроников, ученый и писатель, пользующийся огромным авторитетом у многомиллионной аудитории, необычайно повысило интерес людей к музею.

Мы глубоко благодарны за это автору передачи. И благодарны вдвойне за наглядный, предметный урок: какой должна быть телевизионная передача на материалах музея.

Может ли современный музей не мечтать об аудитории телевизионного экрана? Может ли зритель не желать увидеть на экране музей – ничуть не меньше, чем театр и эстраду? Может ли телевидение не стремиться к обогащению своих программ передачами на музейных материалах, имеющими высокое познавательное, воспитательное и художественное значение?