Вадим Эрлихман - Стивен Кинг

К тому времени я перевел на язык родных осин четыре кинговских романа и стал, так сказать, штатным переводчиком «Кэдмена». Посещал и склад издательства, который с февраля 1994-го располагался в обширном бомбоубежище сталинского дома на Электрозаводской (а до того — в подвале бывшего кинотеатра «Встреча»). Пачки с книгами громоздились среди труб теплоснабжения, которые периодически начинали течь, — тогда работники и их гости спешно оттаскивали пачки в безопасное место. Гостей было немало, поскольку на складе трудились те же питомцы поэтической студии, пригретые сердобольным Тохтамышевым. Чуть ли не каждый вечер происходило чтение своих и чужих стихов с обильными возлияниями дешевого портвейна. На огонек заходили друзья-поэты, часто весьма колоритные — осколки богемы времен социализма. Попутно брали почитать Кинга, проникаясь его настроением.

По вечерам, когда немногочисленные лампочки еле освещали темные углы, на складе было по-настоящему жутко. Дурной славой пользовался туалет — до того я не подозревал, что в бомбоубежищах бывают туалеты, хотя как же без них? Туда нужно было долго пробираться в темноте между книжных штабелей, и сотрудники жаловались на подозрительный писк и возню. Кого-то даже укусили за ногу как раз рядом с романом «Томминокеры», после чего было решено, что в районе сортира окопались именно эти монстры.

Несмотря на это, на складе нашей братии было уютно — не то что на улице, где дули злые ветры дикого российского капитализма. Неубранные улицы, скопления ларьков с поддельным «Амаретто» и контрабандным куревом, кучки небритых кавказцев явно бандитского вида. Все напоминало то ли Америку времен «сухого закона», то ли голодную Германию Ремарка. По всей огромной стране, среди разоренных колхозов и остановившихся заводов население отчаянно выживало, продавая друг другу китайское барахло. По телевизору вперемешку с речами гладкорожих политиков крутили американскую третьесортицу, где кровь и сперма лились рекой. Насмотревшись этого, ошалевшие от паленой водки граждане легко и охотно лишали друг друга жизни. Простая статистика: в середине девяностых в кинговском Бангоре ежегодно убивали одного-двух человек, а в сравнимых по размерам подмосковных Химках — полсотни. По окраинам России тлели межплеменные войны, уже разгорался пожар на Кавказе. В октябре 93-го москвичам довелось увидеть небольшую войну в собственном городе — среди бела дня танки штурмовали Белый дом, вокруг которого вповалку лежали трупы. Понятно, что после такого надуманные ужасы Кинга мало кого могли напугать.

Но их читали. Голодные — чтобы забыться, сытые и преуспевающие — чтобы приятно пощекотать нервы. Тохтамышев, работавший по совместительству электриком в каком-то правительственном здании, не раз видел известных политиков, оптом скупающих книги «Кэдмена ». Издательство богатело, и рядовые сотрудники накупили себе видеомагнитофонов и китайских кожаных курток. Начальство развлекалось по-своему. Арсений по тогдашней моде выстроил кирпичный загородный дом и купил джип, на котором каждую неделю отправлялся в питерскую типографию с новыми заказами. Леня из принципа продолжал ездить на метро, зато приобрел навороченный по тем временам компьютер (кажется, первый «Пентиум»). Он быстро привык сорить деньгами и успешно пустил пыль в глаза одной эффектной даме. На беду, она считала, что поклонника обязательно нужно мучить, и страдающий Леня на время совсем забросил дела издательства.

Дела между тем шли не лучшим образом — Кинг и его представители начали возмущаться засильем пиратов на российском книжном рынке. По слухам, где-то летом 1994-го писателю донесли, что в России тираж его книг перевалил уже за 12 миллионов («Кэдмен» отвечал примерно за треть этого количества), за которые сам писатель не получил ни цента. Начались жалобы в госструктуры, которые реагировали довольно вяло: их тогда больше занимал увлекательный «распил» собственности. Кинг ужасно сердился и с тех пор привык считать всех русских людьми, мягко говоря, не слишком честными; отсюда его упорное нежелание встречаться с нашими издателями и даже с журналистами. В итоге вопрос был передан в американское посольство в Москве, бывшее в те годы почти что вторым правительством. Под его давлением налоговые органы начали проявлять активность, изрядно запугав издателей-пиратов.

Кроме того, «Кэдмен» донимали конкуренты. Псевдо-украинское издательство «Дельта» запустило свою кинговскую серию, опередив нас на несколько романов. Оно нашло типографию где-то в провинции (или в той же Украине), что позволило выпускать книжки быстрее и дешевле. В пику ему кэдменовские боссы запустили свою «Сигму» (тоже греческая буква). Тождество двух издательств было секретом Полишинеля, но для конспирации переводчиков заставили взять псевдонимы. Мой перевод «Глаз дракона» вышел в «Сигме» под именем Э. Вадимова, как и последующие романы. Я по-прежнему упрямо не покупал компьютер и заполнял тетрадки каракулями, которые бедный Шубин с переменным успехом расшифровывал. В конце концов по настоянию Лени пришлось давать текст на перепечатку одной знакомой, что далось ей нелегко. Работая над «Длинным путем», девушка заливалась слезами и ощущала дикую боль в ногах. Не скрою, это вызывало у меня некоторую гордость как за автора, так и за себя.

Осенью 1994-го настал роковой момент — Кинг кончился. Все мало-мальски значимое было издано или запущено в производство. Серию начали пополнять менее известными авторами типа Страуба, Маккамона, британского халтурщика Денниса Уитли и небезынтересного канадца Майкла Слейда.

От всех них я урвал по книжке-другой, но оплачивалось это хуже Кинга, и между заказами появились большие перерывы — другие переводчики тоже требовали свое. Пометавшись, я устроился в артель книгонош, которую сколотил на станции Яуза мой бывший соученик Аеша Красильников. Это был почти такой же, как в «Кэдмене», подвал, под завязку загруженный книгами. Каждое утро там затоваривались три десятка «реализаторов» (звучит прямо как «регуляторы» у Кинга), которые затем с громадными рюкзаками разбегались по электричкам. Вваливаясь в вагон, они хрипло рекламировали свой товар — детективы, сборники анекдотов и пособия для дачников. Мне отдали Курское направление. Пара конфликтов с милицией и мелкими бандитами разрешилась мирно — у Леши или его «крыши» везде были свои люди, — и постепенно я втянулся в работу.

Раннее утро. Переполненная электричка «Москва— Подольск», пахнущая потом и семечками. Голосят продавцы газет, мороженого, шоколадок, китайской чудо-техники. И я тут как тут со своим набитым рюкзаком и самодельной речевкой: «Кинга знают все вокруг, Кинг — он наш ужасный друг!» Кинга действительно все знали и раскупали стремительно. Особенно, когда узнавали, что имеют дело с переводчиком. Пару раз просили автограф, и я расписывался Stephen King, ощущая в те минуты свое глубинное родство с работником бангорской прачечной. Неплохо расходился и Баркер благодаря мироновским страшным рожам на обложке. Я наладил взаимовыгодную поставку книг «Кэдмена» на Лешин склад и получал с этого свои скромные проценты. Ощущая себя благодетелем, втянул в этот бизнес нескольких друзей. Однако к весне мне надоело таскаться по грязным электричкам и выкрикивать всякую чушь. Захотелось солидности — я подал документы в аспирантуру и начал штудировать латынь, чтобы перевести наконец первого английского историка Беду Достопочтенного (такая у меня была странная мечта). К тому же назрела женитьба, и комнатку в Текстильщиках требовалось срочно очистить от книжных штабелей.