Владимир Джунковский - Воспоминания (1915–1917). Том 3

Буду, поэтому, ждать Вашего ответа на мое последнее и настоящее письма.

Мое письмо:

«28 мая 1916 г. № 73.

Глубокоуважаемый Сергей Михайлович!

Получил вчера Вашу любезную депешу после акта и очень был тронут, что вспомнили меня. Пожалел я только, что Александр Николаевич не исполнил моей просьбы и не известил меня о дне акта депешей, почему я был лишен возможности вовремя послать приветствие выпускным ученикам. Благодарю Вас за Ваше письмо от 8 мая, не теряю надежды, что в июне или крайности июле мне можно будет приехать в Москву. Теперь же я буду крайне признателен Вам, если Вы повидаетесь с г. Ефимовым и переговорите с ним и напишете мне о вынесенном Вами впечатлении.

Я лично, должен Вам сказать, его не знаю, но так много слышал о нем, что как будто и знаю его. Мне о нем главным образом говорили люди, которым я безусловно доверяю и весьма опытными в разборе людей и суждениях о них. Все черты характера г. Ефимова, о которых я Вам писал, мне крайне симпатичны и для директора являются особенно ценными. Итак будьте добры, пригласите к себе г. Ефимова от моего имени и переговорите с ним.

Придавая огромное значение воспитанию юношества т. к. мы больше всего хромаем из-за недостатка воспитания, недостатка сознания долга, то на эту тему я и просил бы Вас обратить внимание при разговоре с г. Ефимовым. Я вчера получил письмо от И. Г. Каменского с рекомендацией Линсцера, я ему ответил отрицательно из-за немецкой фамилии.

И так буду теперь ожидать от Вас ответа после разговора Вашего с г. Ефимовым. У нас сейчас идут все время стычки, слава Богу, все хорошо, удачно.

Письмо С. М. Долгова:

«г. Москва 27 мая 1916 г.

Ваше превосходительство,

глубокоуважаемый Владимир Феодорович!

После письма моего от 8 мая я имел честь получить Ваше письмо от 9-го.

Очень приятно слышать, что не утеряна еще надежда на возможность Вашего приезда в Москву, тем более, что начавшееся сильное оживление на нашем австро-германском фронте уменьшает в значительной мере вероятность нашей поездки к Вам. Откровенно говоря, при настоящих условиях на фронте, даже и в некотором расстоянии от него такую поездку предпримешь не с легким сердцем и разве только в случае крайней необходимости, которая, надеюсь, по соображениям, изложенным в моем последнем письме, не представится.

Перехожу к кандидатам. Что касается профессора Лахтина, то на днях я слышал от одного знакомого с ним члена О. Л. К. З., что это человек с очень тяжелым характером, как говорил раньше и А. Н. Реформатский. Отсюда, очевидно, неприемлемость его кандидатуры.

Затем мне были рекомендованы еще 3 кандидата:

1) Уже упоминавшийся раньше директор Тенишевского училища в Петрограде Герман Федорович Линсцер. Рекомендующий его директор Азовско-Донского Банка Эпштейн [297]говорит, что знает его с самой лучшей стороны как достойного педагога и администратора. Возражение, вполне разделяемое мною Ваше мнение о непригодности его из-за немецкой фамилии, Вы уже сообщили мне раньше, а потому будем считать и эту кандидатуру отпавшей.

2) Профессор Императорского технического училища Яков Яковлевич Никитинский [298], 55–60 лет. Это лицо и Вам должно быть более или менее известно. Лично я его не знаю, как неизвестно, пожелал ли бы он занять место в Академии, но, кажется, это человек, заслуживающий внимания, а навести о нем справки было бы не трудно. О нем говорил мне товарищ председателя здешнего военно-промышленного комитета С. А. Смирнов [299].

3) Третий кандидат, вчера бывший у меня по рекомендации В. Г. Сапожникова [300], – сын бывшего до 1876 г. законоучителем Академии П. И. Казанского, бывший профессор Одесского университета по кафедре психологии Александр Павлович Казанский [301]. В 1913 г. он вышел в отставку, а в настоящее время состоит приват-доцентом при здешнем университете и председателем педагогического совета одной женской гимназии. Ему 57 лет, но на вид ему кажется больше.

Желал бы попасть в Академию, говорит он сам, ради более выгодного материального положения, т. к. получаемой им пенсии и скромного вознаграждения по должности приват-доцента и директора частной гимназии ему недостаточно. На мой вопрос, чувствует ли он себя достаточно опытным администратором, он сказал, что опыт у него такой был, когда он состоял в Одессе директором местной школы Русского музыкального общества. Однако из беседы с ним я вынес о нем впечатление как о человеке вполне солидном, но недостаточно авторитетном и не особенно интересующимся самым делом педагога, не как наш настоящий директор, с самого начала своей деятельности обнаруживший живой, всесторонний и глубокий интерес к взятой на себя задаче. Человеку хочется занять обеспеченное, спокойное место, и только – вот что видится в этом кандидате. А потому я лично не стоял бы за него. Ему я сказал, что о его кандидатуре я сообщу кому следует, но ничего определенного сказать ему не могу.

Вчера вечером прошел очень удовлетворительно экзамен по военному строю, а сегодня был у нас выпускной акт.

В ожидании Ваших известий остаюсь искренно преданный и глубоко уважающий Вас

Мой ответ:

«1 июня 1916 г. № 75. Действующая армия.

Глубокоуважаемый Сергей Михайлович! Благодарю Вас за письмо Ваше от 21 мая. Из перечня кандидатов все более убеждаюсь, что Ефимов остается наиболее подходящим и потому жду с нетерпением Ваше личное впечатление.

Вчера я получил прилагаемые при сем анонимные пасквили. Какая мерзость! Неужели среди нашего педагогического персонала имеются подлецы, пишущие анонимы? Если это так, то оно крайне печально. Доискиваться и даже делать предположения мне слишком противно и считаю недостойным для себя. Вам же посылаю это, т. к. Вам как и. д. председателя Совета должно быть все известно, по ознакомлению прошу Вас уничтожить эту грязь, которая замарала того, кто мог ее послать.

Душевно преданный Вам и уважающий Вас

Письмо С. М. Долгова:

«г. Москва. 4 июня 1916 г.

Ваше превосходительство,

глубокоуважаемый Владимир Феодорович!

В дополнение к письму моему от 27 мая имею честь сообщить Вам следующее.

Сейчас был у меня С. А. Смирнов, упоминавшийся мною прошлый раз, и сообщил мне, что он имел случай видеться с профессором Никитинским и совершенно частным образом осведомился, как он отнесся бы к предложению занять место директора в Академии. На это Никитинский ответил, что ему уже раньше предлагались подобные посты в Сельскохозяйственной академии и в Коммерческом институте, но он отказался, не желая брать на себя административных обязанностей и предпочитая более спокойную профессорскую деятельность.