Константин Герасименко - Махно

4) артиллерии — шесть 3-дюймовых полевых орудий с полной запряжкой и зарядными ящиками. В общем, до 200 человек под командой бывшего фейерверкера Зозули;

5) комендантских команд и других вспомогательных частей, передвигавшихся также исключительно на тачанках и иногда принимавших участие в боях; в общем, до 500 человек.

Постоянных чисто пехотных частей, санитарных учреждений и интендантских обозов в армии Махно не имелось.

Таким образом, численность постоянных сил Махно, составленных преимущественно из бывших матросов военного флота, уголовного элемента, дезертиров из Красной и белых армий, лишь в небольшом числе из крестьянской молодежи, нужно определить в 5000 человек, не считая состава реввоенсовета армии.

Кроме этих постоянных частей, имелись временные, в большинстве пехотные части, собираемые по мобилизации из крестьян. В зависимости от района мобилизация давала в одну ночь 10–15 тысяч бойцов и больше, частью с артиллерией и кавалерией. Эти части состояли исключительно из крестьян и распределялись по полкам, носящим название сел, давших контингент (Петровский, Новоспасский и т. д.).

Численный состав таких полков и их вооружение были самые разнообразные. В большинстве случаев это были самостоятельные отряды из всех трех родов оружия.

Наступательный порыв мобилизованных частей в первые дни бывал очень велик, но по мере удаления от родных сел или затяжке военных действий крестьяне «выдыхались»…

Успех махновских мобилизаций зависел от того, что во всех селах Таврической, Екатеринославской и южных уездов Полтавской и Харьковской губерний имелись махновские организации, поддерживающие через особых агентов и разведчиков постоянную связь со штабом Махно, который благодаря этому всегда был точно информирован о положении на местах. Раскрыть эти организации при занятии сел противником было немыслимо, так как почти все жители сел так или иначе бывали замешаны в махновском движении, а главари держались крайне конспиративно.

Постоянная осведомленность о настроениях крестьян, возможность через посредство агентов и руководителей на местах создавать эти настроения позволяли Махно избегать ошибок с объявлением мобилизации в неподходящий момент, и поэтому мобилизации всегда проходили с успехом.

Тайные махновские организации скрывали раненных в боях, разведчиков, облегчали всякие административные и хозяйственные заботы, наконец, они прятали оружие, до тяжелых пушек и танков включительно, выдавали это оружие мобилизованным, словом, служили тем надежным тылом, в котором нуждается каждая армия, а партизанская в особенности.

Такая организация, доведенная до последней степени гибкости и совершенства, определяла и характер тактических действий Махно. Имея основной кадр армии из людей, терять которым нечего, посаженных на лошадей (кавалерия) или тачанки, Махно совершал в одну ночь переходы в 50–60 и более верст. На остановках он находил отдых, корм для людей и лошадей. Следует отметить, что расчеты за все забранное у сельского населения Махно немедленно производил деньгами или товарами с большей щедростью, нежели его противники, которые, впрочем, старались ничего не платить крестьянам. Эти расчеты, помимо других причин, приводили к тому, что крестьяне радовались появлению махновских отрядов. Таким образом, Махно, достигнув за полперехода пункта, намеченного для нападения, располагал собранными по секретной мобилизации свежими боевыми частями. Внезапная и быстрая атака почти всегда приводила к успеху. От неожиданности нападения противник терялся и отступал в паническом бегстве.

При захвате крупных пунктов грабежу подвергалось все, что только возможно вывезти на крестьянских подводах. Часть награбленного, преимущественно легковесные ценности, оставалась в распоряжении Махно, а большая часть — товары, снаряжение противника и пр. — увозилась мобилизованными крестьянами по своим селам. После этого грабежа задача мобилизованных крестьян, если противник не успевал организовать сопротивления, считалась законченной, и крестьяне возвращались к своей повседневной жизни.

К этому необходимо добавить, что в некоторых случаях Махно прибегал к устройству внутренних выступлений в тех пунктах, где, по его данным, он мог бы встретить стойкое сопротивление, как, например, в Бердянске, где ему удалось организовать выступление рыбаков предместья Лисок, захвативших с тыла артиллерию, что дало Махно возможность обойти со стороны моря весьма сильную естественную позицию добровольцев. При вторичном занятии Екатеринослава Махно перевез винтовки и пулеметы под продуктами крестьян, якобы ехавших в город на базар.

Деление армии на постоянный и временный состав отражалось на внешнем и бытовом укладе армии.

Неизменными и постоянными спутниками основного ядра армии были грабеж, пьянство, буйство… Рядом с пулеметами на тачанках, прикрытых дорогими коврами, помещались бочки с вином и самогоном. Увидеть махновцев в трезвом состоянии было трудно. Махновцы самовольно партиями снимались с позиции, являлись в ближайший город, заезжали в любой двор и открывали невероятный, дикий кутеж, привлекая к участию в нем всех, кто подворачивался под руку, открывая тут же во дворе или на улице ради своего развлечения пулеметную стрельбу. Ни один двор или дом не был гарантирован от подобного налета, а это вызывало озлобление. Махновцы не признавали над собой никакой власти и ни с чем не считались. Вечно пьяные, покрытые паразитами, страдая накожными и другими болезнями, разнося всюду заразу, они беспомощно гибли, но на их место спешили попасть те, для которых единственным идеалом была праздная и пьяная жизнь.

Именно этот элемент наводил ужас на городское население, а из деревень их часто выпроваживали пулеметным и даже артиллерийским огнем…

Основное ядро махновской армии крестьяне иначе и не называли, как иронически «ракло», и только себя считали настоящими махновцами. Кадровых махновцев можно было определить по их шутовским, часто маскарадным запорожским костюмам, где цветные дамские чулки с трусиками уживались рядом с богатыми шубами.

Крестьянские же полки по внешнему виду ничем не отличались от крестьян. Правда, крестьяне тоже выпивали, но это не были махновские кутежи, и, наконец, их, по-видимому, никогда не оставляли хозяйственные заботы, а также исход борьбы, которая велась на их родных полях.

Симпатии крестьян были на стороне Махно, и если с коренным махновцем можно было вести любой разговор с самой злой критикой Махно, то за один неодобрительный отзыв о Махно при крестьянине-махновце можно было ждать смерти. Крестьяне не смешивали Махно с его вольницей и терпели последнюю лишь в силу необходимости и часто самосудом расправлялись с наиболее надоевшими и буйными махновцами.