Константин Герасименко - Махно

Справедливо считается, что основной питательной средой «махновщины» было зажиточное крестьянство левобережной Украины, наиболее чувствительно воспринявшее и германскую оккупацию, и прямолинейную политику «военного коммунизма», и полное непонимание крестьянских проблем со стороны первых советских руководителей на Украине. Во всяком случае, разоряющая даже среднее крестьянство «продразверстка» и нелепые задержки с разделом помещичьих земель вызывали в деревне повсеместное недовольство.

Борьба Н. Махно с немцами описана у К. Герасименко довольно подробно. Стоит только добавить, что организационные ее формы, связанные в первую очередь с возможностью быстро собрать в кулак и сосредоточить на нужном направлении боевые силы, а если возникнет надобность, столь же быстро распустить их и «спрятать», в дальнейшем так и остались существенной особенностью военной стратегии «махновщины». Педантичных и стремящихся воевать «по правилам» немецких генералов такая тактика просто-напросто шокировала, и найти против нее действенные возражения они не смогли. Впоследствии, когда к движению Н. Махно примкнуло немалое число совершенно деклассированных людей — дезертиров, городских уголовников, юродивых разного толка, столь характерных для всякого русского бунта, и т. д., действия махновцев пополнились десятком иных способов, сделались тактически более изощренными, но проиграли — и существенно — в идейности.

Вообще же идейная сторона «махновщины» долгое время советской историографией освещалась пристрастно и неточно. Усиленно «педалировалась» критика махновского бандитизма, безусловно, имевшего место, но столь же рьяно затушевывались расхождения Н. Махно с коммунистами, а ведь именно на этой струне часто играли деникинцы, а затем и врангелевское командование. Ось расхождений проходила по самым каверзным вопросам: о мире, о земле, о воле — они в первую очередь волновали тогда любого сельского жителя. Большевики не смогли дать мира по не зависящим от них обстоятельствам; хуже, что они сразу же пошли по пути организации централизованной системы тотального и жестокого контроля, которая, конечно, способствовала установлению относительного порядка и спокойствия, но лишала людей едва ли не главного из революционных завоеваний — свободы. Как много в этом смысле говорит одна из телеграмм Н. Махно на имя красноармейского командования: «Я и мой фронт останутся неизменно верными рабоче-крестьянской революции, но не институтам насилия в лице ваших комиссаров и чрезвычаек, творящих произвол над трудовым населением… Такие органы принуждения и насилия, как чрезвычайки и комиссариаты, проводящие партийную диктатуру, встретят в нас энергичных противников».

Земля… Кардинальный вопрос. Большевики, заимствовавшие у эсеров лозунг о безвозмездной передаче всей земли в крестьянские руки и громогласно заявившие о намерении немедленно провести его в жизнь, довольно быстро отодвинули собственно решение на второй план, частью по причине все тех же обстоятельств, частью ввиду неспособности наиболее рациональным для них образом сбалансировать ситуацию с землей — вопрос, сколько мы знаем, не решен и поныне! Командование добровольческой армии, к слову, тоже объявляло о намерении передать крестьянам землю без выкупа, на условиях, «вырабатываемых в каждой губернии съездом крестьян». Увы, и это был чистый обман — никто даже не потрудился предложить сколько-нибудь приемлемый механизм такой передачи, да и невозможно было в условиях гражданской войны осуществить все это на практике. Крестьян обманывали с двух сторон!

Столь же неосуществленным осталось обещание широкой демократической автономии местного самоуправления, данное крестьянам белогвардейским командованием. И вскоре у крестьян с этой властью началась подлинная борьба, принимавшая норой весьма ожесточенный характер. К лету 1919 года, когда деникинская армия, одержав крупные победы на фронте, вплотную приблизилась к Москве, на захваченных (или, по лексике белогвардейских газет, «освобожденных») территориях стал формироваться аппарат чиновников, как правило, ведущих себя по отношению к местному крестьянству крайне развязно, если не сказать — разнузданно! Его поощряли реакционные элементы, принадлежащие к разным слоям общества, но направляемые в своих поступках, по-видимому, словами генерала Кутепова о том, что Россию возможно восстановить во всем ее дореволюционном единстве, неделимости и величии лишь при помощи кнута и виселицы. Население юга России испытало на себе эти методы в полной мере.

Власти утверждали, что действия, предпринимаемые ими, направлены в первую очередь против влияния большевиков. На самом же деле отношение крестьянства к большевизму на юге было до поры скорее нейтральным, а вот прелести «добровольческой» жизни оно узнало в полном объеме. Отсюда и едва ли не поголовная тяга крестьянского населения в «зеленые».

Если обещание широкой демократической автономии местного самоуправления, провозглашенное деникинским командованием, оказалось фикцией, то коммунисты никакого самоуправления просто не обещали, отделываясь преимущественно лозунгами общего порядка (к слову, оказывающимися зачастую гораздо более эффективными!) или проталкиванием на деревенских сходах «своих» людей во властные структуры — это были в основном представители деревенской бедноты, мало что умеющие и уж точно — не любящие что-либо делать.

Довольно быстро крестьяне поняли, что с карательными отрядами «добровольцев» или с реквизиторами-красноармейцами им не справиться без соответствующей организации. По селам стали проходить съезды и сходы, на которых формировались отряды «зеленых», определялись и уточнялись общественные позиции. Против этих деревенских попыток противостояния с одинаковым рвением сражались и белые и красные. Деникинцы и врангелевцы, поддерживаемые из-за рубежа, конечно же, не могли стать идеалом в крестьянских чаяниях, но и красноармейцы с их рабочими отрядами, непонятными «коммунистическими» воззрениями, опорой на «голодранцев» и т. д. вызывали в селах одну лить неприязнь. Кроме того, идущую из «Московии» Красную Армию большая часть украинского крестьянства считала орудием покушения на свою национальную независимость — идеи сепаратизма как на левом, так и на правом берегу Днепра всегда находили союзников. Вот почему с восторгом воспринимались речи Н. Махно типа той, что была произнесена на Втором съезде «повстанческих, рабочих и крестьянских депутатов» в феврале 1919 года в Гуляй-Поле:

— Если товарищи большевики идут из Великороссии на Украину помочь нам в тяжелой борьбе с контрреволюцией, то мы должны сказать им: «Добро пожаловать, дорогие братья!» Но если они идут сюда с целью монополизировать Украину, скажем им: «Руки прочь!» Мы сами сумеем поднять на высоту освобождение трудового крестьянства, сами сумеем устроить себе новую жизнь, где не будет панов, рабов, угнетенных и угнетателей.