Сергей Литвинов - Как я изменил свою жизнь к лучшему

– Отлично, – с облегчением выдохнула подруга. – Только выйдем пораньше, еще до жары, да?

Больше мы этого вопроса ни разу не касались.

Прошло лето.

Наступила осень.

Листы моей рукописи были сложены в папку, папка – заброшена высоко на полку. Серая тоскливая пыль оседала на ней месяц за месяцем. Моя литературная карьера, так и не успев начаться, впала в анабиоз.

Как мне тогда казалось – окончательный.

– Она – моя подруга! – кричала я расстроенному супругу. – Человек пристрастный, хорошо ко мне относящийся! Если уж она не смогла осилить множество моих букв, что уж тут говорить о гипотетических читателях?!

– А я уверен, ты написала отличный… – упрямился муж, доводя меня до белого каления.

– Хватит! – орала я. – Всему есть предел! Ты не способен оценить ничего из мною написанного! И слава богу! Можешь не расставаться с иллюзией, что твоя жена – гениальная романистка. Но я – я! – больше и слышать не хочу об «Иерусалиме»!

Хлопала дверь комнаты, я в ярости бросалась на постель – ну что за настырный идиот!

– Слушай, только не наезжай на меня сразу, – осторожно сказала мне уже следующим летом другая моя подруга.

Мы сидели на террасе летнего кафе в Питере.

Медленно, на легких полутонах, теплый прозрачный вечер переходил в молочную белую ночь.

Был один из тех редких, ценнейших для нашей дружбы дней, когда она, давно окопавшаяся в своем европейском углу, и я, застрявшая в моем брюссельском захолустье, пересеклись в городе нашего детства. И будто приехавшие из голодного края, накинулись на любимую грузинскую кухню. Перескакивая, как птицы с ветки на ветку, с одной темы беседы на другую, весело потягивали грузинское сухое домашнее. Домашнее, самое дешевое, будто и не пестовали, не воспитывали нас годами французские мужья, натаскивая на изысканные вина из тамошних, французских же, погребов. Мы болтали, а сами не отрывали любующихся глаз с изгиба Мойки: гармония нанизанных на гранит набережной дворцов, была как музыкальная фраза – гениальная, моцартовская.

– Мм-м? – рот мой был занят хачапури.

Мы по возможности совмещали очарование для глаз и радости живота.

– Твой муж послал мне твой роман, с пометкой «совершенно секретно».

– Чего? – я поперхнулась. – Да как он!..

– Вот об этом я тебя и попросила: не кипятись. В общем, я прочла. Еще неделю назад. Запоем.

– Ну, еще бы! – криво усмехнулась я. – Ты ж мне, как-никак, «верный школьный подруг»!

– Еще скажи – «фронтовой»! – хихикнула она. – Но попробуй все-таки меня выслушать. «Платон мне друг, но истина дороже». Это все сырое, конечно, однако вполне на уровне.

– На уровне чего? – уставилась я на отражения особняков в речной водице. Мимо, мигая слишком яркими для этого вечера огнями, проплыл туристический кораблик.

– На уровне прочих детективов, которые я читаю, – поддела вилкой острый баклажан подруга. – А я их читаю много. Ты же едешь работать в Белокаменную? Вот и воспользуйся случаем: покажи, что наваяла, нужным людям.

– Вот такое, сырое? – посмотрела я на нее с испугом.

– Да, – отрезала она. – Потому что если ты начнешь его еще жарить-парить-переписывать, то не закончишь ни-ког-да.

И я была склонна с ней согласиться.

С августа месяца начинались съемки моего сериала в Москве. Крупная американская компания пригласила сценариста на съемочную площадку – контролировать процесс. Процесс у меня получалось контролировать, прямо скажем, не ахти. Ну так и телеиндустрия у нас весьма отличается от штатовской. Зато я с огромным удовольствием встретилась со всеми своими московскими знакомцами – ведь в столицу я наезжала еще реже, чем в Питер.

Не обошлось и без дружеских посиделок с М.

– Роман-то накатала? – спросил он, откладывая меню и показывая знаками официанту, что пора бы нас и обслужить. – Или сдулась?

– Почти сдулась, – призналась я. – Но перед этим кое-что все-таки накатала. Помнишь, ты обещал меня свести со знакомым литагентом?

– А… – он кивнул, небрежно вынул из внутреннего кармана пиджака мобильник.

– Машенька, – ласково обратился он к королеве российского детектива, – ты не могла бы мне дать телефончик…

Я замерла: на другом конце трубки была Королева!

«Куда ты лезешь?! – успела я подумать за те пару минут, пока М. с Королевой обменивались новостями. – Где ты и твои бездарные литературные потуги, а где – настоящий детектив?!»

– Вот, – протянул он мне написанный на бумажной салфетке номер мобильника. – Это ее агент и хороший друг Н. Скажешь, что от меня.

– Э… Спасибо, – только и могла ответить я.

Еще неделю я собиралась с духом.

И наконец набрала заветный номер.

Ответивший мужской голос был сдержан и сух. Да, его предупредили о моем звонке. Да, присылайте файл на электронную почту.

И он продиктовал адрес.

Я послала документ с кратким деловым письмом. В письме я просила прощения за «сырую» рукопись. Чтобы довести ее до ума, писала я, мне нужно понять осмысленность всего мероприятия.

И, выдохнув, вернулась на съемочную площадку: волшебное место всеобщего сумасшествия, где четырнадцатичасовой рабочий день не оставляет ни минуты на мрачные раздумья по поводу собственной бездарности.

Однако через некоторое время мне пришел ответ от Н. с прилагаемой к письму рецензией от издательства: по мнению рецензентов, в рукописи, несмотря на необходимые доработки, был потенциал.

В конце мейла порадовала приписка с вопросом: а сколько, собственно, романов в год может писать данный автор?

Мне пришлось признаться Н. – данный автор романы писать не собирается. Он вполне счастлив написанием сценариев. Будущая книжка – лишь возможность застолбить идею, которую я рассчитываю развить в совсем ином формате: телевизионном, а если повезет – и кинематографическом. Н. ответил весьма холодно: понимая мои цели, он все-таки рекомендует мне встретиться, пока я в Москве, с представителями издательства.

Против этого сложно было возразить, и вот – в назначенный час я стояла перед большим серым зданием на окраине Первопрестольной.

Такси уехало, оставив меня под проливным дождем.

Я вбежала внутрь, и тут же получила смс от Н.: он плохо себя чувствует, прийти на встречу никак не сможет. Ниже следовали фамилии двух человек из отдела «мужской остросюжетной прозы», к которым мне следовало обратиться.

Почему «мужской», спросите вы? А потому, что Королева уже многие годы печаталась именно в этом отделе, и Н. было проще заслать рукопись неизвестного автора именно туда.

Я обреченно вздохнула: деваться было некуда. Пройденный путь был слишком долог. Ожидающие меня специалисты по остросюжетной прозе этого не знали, но я была готова к любому развитию сюжета. Только бы поставить уже точку в этой истории.