Леонид Аринштейн - С секундантами и без… Убийства, которые потрясли Россию. Грибоедов, Пушкин, Лермонтов

Получив в конце 1828 г. сообщение от Нессельроде об Уиллоке, Грибоедов принял беспрецедентно смелое решение: он решил предупредить Макдональда – посланника соперничающей державы – о планах его соотечественника Уиллока и тем самым дать английскому посланнику возможность эти планы расстроить.

Макдональд, получив предупреждение Грибоедова, принял необходимые меры и сумел расстроить замыслы Уиллока, одержав над ним победу, так сказать, в личном плане.

В политическом плане все обстояло намного сложнее. Одна из важнейших целей британской внешней политики в то время состояла, как известно, в том, чтобы добиться поражения России в русско-турецкой войне и тем самым существенно ослабить военно-политическое влияние России на Ближнем и Среднем Востоке. Английские резиденты в Турции и примыкающих районах были так или иначе привлечены к практическому осуществлению этой политики. Особая роль отводилась резидентам в Персии: если бы удалось спровоцировать новую русско-персидскую войну, то фронт борьбы России с мусульманскими государствами растянулся бы на тысячи километров – от Балкан до Каспийского моря – и вероятность поражения России, и без того изнуренной войной с Турцией, значительно бы возросла.

Правда, осторожный Макдональд продолжал убеждать английское правительство, что Россия все равно одержала бы военную победу и что британское влияние на Ближнем и Среднем Востоке оказалось бы в этом случае окончательно подорвано. Но к мнению Макдональда не очень прислушивались. Недалекий же и политически близорукий Уиллок рассуждал по-иному: он видел ближайшую выгоду от столкновения Персии с Россией и страстно желал, чтобы такое столкновение поскорее произошло. Уиллок понимал, что до тех пор, пока Макдональд и Грибоедов солидарны в своем стремлении сохранить в этом районе мир, никакого обострения обстановки ему вызвать не удастся. По-видимому, именно это соображение и послужило отправной точкой грандиозной провокации против Грибоедова.

В общих чертах смысл провокации против Грибоедова вырисовывается довольно ясно: любой скандал, любое устранение Грибоедова – не обязательно даже его гибель, – во-первых, послужили бы обострению русско-персидских отношений и создали бы предпосылки для развязывания очередной войны; во-вторых, устранение Грибоедова разбивало мирный альянс с Макдональдом и лишало содержания мирные усилия английского дипломата. Все это наилучшим образом способствовало бы осуществлению личных планов Уиллока – сместить Макдональда и занять его место (любопытно, что Уиллок, называвший себя в России «поверенным в делах», с момента прибытия в Персию в октябре 1828 г. ни словом не обмолвился о своих претензиях и терпеливо ждал своего часа).

Самому Уиллоку осуществить какую-либо серьезную провокацию против Грибоедова было не под силу. И здесь выступает на первый план значительно более зловещая фигура, долгое время остававшаяся в тени, – доктор Джон Макнил. Макнил – в будущем посол Великобритании в Персии, автор нашумевшего памфлета «Будущее и настоящее положение России на Востоке», в котором обосновывалась политика «сдерживания России», был тогда фигурой малозаметной: молодой врач со склонностью к шпионажу и политическим интригам. Проезжая, например, летом 1823 г. Кронштадт, он «на всякий случай» записывает: «Прекрасно укрепленная крепость, воздвигнутая прямо на воде. К тому же защищена мощной артиллерией. Здесь, похоже, от 500 до 800 стволов, в том числе 12-ти и 24-фунтовые длинноствольные орудия, 96-фунтовые каронады, мортиры и др. Думаю, никакой флот не смог бы взять эту крепость, разве что случайно» [17]. Благодаря своим незаурядным медицинским и дипломатическим способностям Макнил, попав в Персию, вошел в доверие к Шаху, лечил его самого и многочисленных жен шахского гарема.

Макнил – яркий представитель так называемой «гаремной дипломатии»: по свидетельству близко знавшего его Владимира Сергеевича Толстого, Макнил был дружен с любимой женой Шаха, женщиной редкого ума, понимавшей и разгадывавшей все придворные интриги. Почти каждый вечер Шах, его жена и Макнил ужинали втроем, проводя долгие часы за деловыми беседами. Так Макнил «стал самым влиятельным лицом во всей Персии» [18]. О том же пишет видный английский историк Дж. Бэддэли: «Макнил пользовался полным доверием Шаха и лично знал всех жен гарема, а это – мощный фактор влияния на мусульманском Востоке» [19]. Именно Макнил внушил Шаху мысль, что не следует принимать посланника Ост-Индской компании, и Шах послушно более двух лет сопротивлялся назначению Макдональда. (В дневнике Макнила, предназначенном для публикации, этот эпизод представлен в следующих выражениях: «Я и Уиллок старались ускорить прибытие миссии Макдональда и уговаривали Шаха дать на это свое согласие» [20].)

Важным элементом «гаремной дипломатии» было установление контактов с евнухами гарема, влияние которых в шахском дворце было чрезвычайно велико. О том, что англичане стремились использовать это влияние, свидетельствует, в частности, секретное донесение Макдональда от 28 октября 1826 г. с подробной характеристикой первого евнуха Манучер-хана: «…тонкий, осторожный, прекрасно образованный грузин, который, имея доступ к Шаху и днем и ночью, может очень сильно влиять на исход любого дела, в которое он пожелал бы вмешаться» [21]. Сам Макдональд только за два месяца до того прибыл в Персию, доступа в гарем он не имел и писал это, очевидно, со слов Макнила, который после отъезда Уиллока на всякий случай налаживал хорошие отношения с новым главой дипломатической миссии.

Не подлежит сомнению, что Макнил был связан и со вторым евнухом гарема мирзой Якубом, также весьма влиятельным лицом, ведавшим финансами гарема. Из случайных упоминаний в дневнике Александера, опубликованных до гибели Грибоедова, видно, что Якуб был своим человеком среди англичан. Так, он оказался по каким-то делам в Бушире, когда в июне 1826 г. туда прибыли из Индии Кэмпбелл, Александер и другие английские офицеры, и обедал вместе с ними 8 июня у английского консула полковника Стэннеса. Якуб был армянин, обращенный в магометанство. Представитель угнетенного национального меньшинства, вероотступник, принадлежал, по понятиям того времени, к самой низшей ступени социальной иерархии. Если бы Якуб не представлял для англичан какой-то особой ценности, он никак не оказался бы за обеденным столом английского консула рядом с только что прибывшими английскими дипломатами и офицерами. В другой раз Александер упоминает о Якубе в связи с тем, что последний нагнал его и Кэмпбелла на пути к Ширазу. При этом Александер не без удивления замечает, что они были в пути уже десять дней, а Якуб проделал то же расстояние с головокружительной скоростью – за четыре дня [22]. К моменту их прибытия в Шираз там «неожиданно» (для Александера) оказался Дж. Уиллок.