Леонид Аринштейн - Пушкин: «Когда Потемкину в потемках…». По следам «Непричесанной биографии»

Это и понятно. Ведь Пушкин создавал не сатирическую эпиграмму, скажем, на Булгарина или Каченовского, а просто записал дружескую шутку для себя.

Во второй «масонской тетради» Пушкина (ПД № 835) на л. 54 об.–55 имеется несколько черновых набросков, доставивших немало хлопот издателям и исследователям творчества Пушкина.

Вот эти наброски в том порядке, в каком они представлены в тетради:

1. – Что козырь? – Черви. – Мне ходить…

2. – Кто там? – Здорово, господа!..

3. – Так вот детей земных изгнанье…

4. – Сегодня бал у Сатаны…

В большинстве изданий сочинений Пушкина эти наброски печатают вместе с четырьмя другими, перекликающимися с ними по смыслу, под общим заглавием «Наброски к замыслу о Фаусте». На неправомерность такого объединения указал в 1979 г. М. П. Алексеев и позже – С. А. Фомичев [182].

Однако дать убедительную интерпретацию содержания пушкинских набросков ни тот, ни другой автор не смог. Между тем, если внимательно вчитаться в тексты из тетради ПД № 835, в особенности первого из них, то нельзя не обратить внимания на их сходство с некоторыми местами баллады Гебеля «Der Karfunkel», известной Пушкину по переводу Жуковского «Красный карбункул» [183].

Баллада Гебеля повествует о судьбе деревенского парня Михеля (в переводе Жуковского имя заменено на более, по его мнению, немецкое Вальтер), который любил выпить и играть в карты. За душу Вальтера борются сатанинские силы, персонифицированные в образе традиционного черта, именуемого здесь Зеленым, a с другой стороны, столь же традиционные силы добра – жена и сын Вальтера. Сам Вальтер колеблется, но постепенно все более уступает пристрастию к вину и картам, что полностью отдает его и его семью в руки Зеленого. Последний разоряет семью Вальтера, доводит его до состояния, в котором тот убивает свою жену, гибнут дети. Наконец, в ситуации, точно рассчитанной Зеленым, оказывается вынужденным покончить собой сам Вальтер. Вот как выглядят фрагменты баллады, привлекшие внимание Пушкина в переводе Жуковского.

Первый фрагмент: Зеленый приглашает Вальтера сыграть с ним в карты:

«Я не играю», – Вальтер сказал…

…«Вздор! – возразил, сдавая, Зеленый. —

Мы играем не в деньги, а даром, садись, не упрямься».

У Пушкина:

(II, 382)

Второй фрагмент: сын хочет отвлечь Вальтера от игры.

У Жуковского:

Вот белокуренький мальчик к окну подошел и стучится.

« Вальтер (кличет он), Вальтер, послушай, выдь на словечко ».

Вальтер ни с места. «После приди, – говорит он. – Что козырь?»

Взятку берет он за взяткой…

У Пушкина:

(II, 381)

«Нельзя ли погодить?» – это слова мальчика, уговаривающего отца остановиться.

Третий фрагмент: мальчик продолжает уговаривать Вальтера отвлечься от игры и выйти к нему.

У Жуковского:

« Вальтер (кличет мальчик опять и пуще стучится),

Выдь на минуту; словечко, не боле». – «Отстань же, не выду;

Козырь!.. туз бубновый!.. семерка крестовая!.. козырь!»

У Пушкина резкий ответ Вальтера дан в развернутой форме:

(II, 381)

Что же побудило Пушкина набросать собственный вариант перевода нескольких стихов, уже переведенных Жуковским?

Одной из причин было уже упомянутое негативное отношение Пушкина к ритмико-интонационной стороне переводов Жуковского из Гебеля, в чем Пушкин, между прочим, расходился с большинством своих собратьев-поэтов.

24 декабря 1816 г. на заседании общества «Арзамас» Жуковский читал свой новый перевод из Гебеля – балладу «Красный карбункул». Сохранился шутливый протокол этого заседания:

«Секретарь Светлана <���арзамасское прозвище Жуковского> представил членам донесение о своих поступках; и члены уверились, что он приобрел новые великие совершенства, документами сих новоприобретенных совершенств служат: <���…>

2-е. Гекзаметрическая сказочка о том, как черт, играя в карты, выигрывает душу; их пр.<���евосходительства>, выслушав эту сказочку, сказали в один голос: мы никогда не будем играть в карты! Это непохвально! <���…>

4-е. Члены, осыпав различными заслуженными похвалами своего друга Светлану, простерлись к ужину…» [184]

В отличие от арзамасцев, осыпавших Жуковского «заслуженными похвалами», Пушкин, как мы уже знаем, относился к гекзаметрическим опытам Жуковского довольно прохладно. В данном случае он даже попробовал перевести несколько тяжеловесных гекзаметров Жуковского в рифмованный четырехстопный ямб.

Вероятно, определенную роль в поэтическом соперничестве с Жуковским сыграло и собственное увлечение Пушкина картами, желание ярче, рельефнее выразить реальную динамику карточной игры, чем это удалось Жуковскому, который был чужд карточной игре.

В этой связи стоит обратить внимание на еще один фрагмент из баллады «Der Karfunkel». Жене Вальтера перед свадьбой снится вещий сон. Незнакомый прохожий в одежде чернеца предлагает ей выбрать себе образок. Она выбирает, но в руках у нее оказывается не образок, а игральная карта. Трижды она пытается взять образок, и все три раза ей в руки попадают карты – крестовая семерка, червонный туз.

Троекратно вытащенные карты, сочетание семерки и туза, трагический финал карточной игры прочно вошли в сознание Пушкина и проявились спустя много лет:

«Тройка, семерка и туз выиграют тебе сряду, – напишет он в «Пиковой Даме», – но с тем, чтобы ты в сутки более одной карты не ставил…» (VIII, 247).

Кстати, такое же условие ставит Зеленый Вальтеру, отдавая ему колдовской перстень с красным карбункулом:

Эти, скорее всего, подсознательные ассоциации, может быть, гораздо в большей степени говорят о впечатлении, произведенном на Пушкина балладой Гебеля, чем комплиментарные упоминания о немецком поэте в письмах Пушкина и в статье 1828 г. «О поэтическом слоге» (XI, 73; XIV, 170, 175, 233).

Второй пушкинский набросок «– Кто там? – Здорово господа!» соотносится с текстом баллады Гебеля не столь однозначно, но определенное сходство прослеживается и здесь.