Виктор Бакин - Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти

Известный целитель Ильдар Ханов знал Высоцкого еще со студенческих лет. Он рассказывает: «…трагедию его жизни я и в самом деле видел уже тогда. Зло пришло от Марины Влади. И самое ужасное – я никак не мог это предотвратить…»

Рассказывает врач-психиатр 3-го мужского (санаторного) отделения 8-й психиатрической больницы имени Соловьева Алла Вениаминовна Машенджинова, которая на протяжении многих лет была лечащим врачом Высоцкого: «Третий – и последний – раз Высоцкий поступил в больницу в тяжелом состоянии в 1971 году. Во время лечения Володи в выходной день мне позвонили и сказали, что приехала Марина с одеждой и хочет забрать Высоцкого. Конечно, забрать Володю мы ей не дали, ему еще надо было лечиться. При Марине Влади ремиссии у Высоцкого стали значительно короче».

М. Влади: «Гораздо позже я поняла: из-за всего этого – отца, матери, обстановки и уже тогда изгнания – ты начал с тринадцати лет напиваться».

А. Свидерский, друг детства Высоцкого: «Я эту книгу бегло пролистал, узнал в ней очередную гнусность. До десятого класса никто из нашей компании в рот водки не брал. На праздники, может, и приносили бутылку сухого вина или хорошего массандровского портвейна. Но как вообще Володя мог «в тринадцать лет напиться», если рос под присмотром Евгении Степановны и Лидочки Сарновой? А если бы о чем-то подобном услышал Семен Владимирович, он бы с Володи шкуру спустил. У Семена Владимировича – я его уважаю, конечно, как фронтовика и человека – лицо интеллигентное, но уж характер!.. Попробовал бы Володя разок напиться даже в 17 лет!»

Иза Высоцкая: «Несмотря на творческую неустроенность и катастрофическое безденежье, Володя никогда не прикладывался к бутылке. Выпивал только по праздникам, в душевной компании. Проблемы с алкоголем, а потом и наркотиками у него начались уже после нашего развода».

Однажды случай свел в одну компанию М. Влади и Т. Иваненко. Фрагмент из книги М. Влади: «…на ужине у артистов театра мы встретились с твоей бывшей подружкой, и она попыталась потихоньку налить тебе водки. Ты очень зло ответил ей. Я удивилась твоей резкости, ты объяснил: “Она знает, мне нельзя пить. Это самый мерзкий способ попытаться вернуть меня”».

На этой же вечеринке присутствовал В. Золотухин: «Володя попел. Стал подливать себе в сок водку. Марина стала останавливать его, он успокоил ее: “ Ничего-ничего… немножко можно… ”»

Опровергает ситуацию, описанную Влади, и ее парижская подруга Мишель Кан: «Но Таня сама без конца провоцировала Володю на разрыв: однажды явилась неприглашенной в гости к Максу Леону и начала скандалить. П-ф-ф! Кошмар! Правда, Марина потом утверждала, будто Таня тайком подливала Володе водку, чтобы он с ней был, но я в это не верю. Даже в порыве ревности Таня боролась, чтобы Володя не пил».

Естественно, что книга не оставила равнодушными читателей. В печати появилось много отзывов от людей и близко знавших Высоцкого, и ни разу с ним не встречавшихся.

Журналист В. Цветкова («Аргументы и факты», № 47, 1988): «У нас в стране, как утверждает Влади, существует «братство в выпивке», что «терпимость к этому злу повсеместна»… Неправдоподобна и цифра, которая определяет норму потребления ее мужем алкоголя: «Шесть бутылок водки в день вычеркивают тебя из жизни». В это десятилетие (с 1970 по 1980 год) Высоцкий отнюдь не был «вычеркнут из жизни». Напротив, это был период его наивысшего творческого подъема и как поэта, и как актера.

М. Влади претендует на полное откровение. О Высоцком, заявляет она, должны знать «правду и только правду», вплоть до мельчайших подробностей. Но вспомним, что писал сам Высоцкий: «Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более – когда в нее плюют». А тут ведь залезли не только в душу, но и в тело, почти патологически живописуя те места, куда вшивался имплантант и откуда извлекался по мере надобности. Такие «детали» не только задевают память умершего, но и больно ранят живущих, близких ему людей – мать, отца, сыновей.

Мне было интересно проверить свое отношение к публикации, и я прочитала отрывок небольшой группе лиц. Одним стало явно не по себе: детали личной жизни, вынесенные на всеобщее обозрение, их просто коробили. Другие, неожиданно для меня, бурно одобрили: «Правильно, мы так давно были лишены правды – так пусть пишут все!» Словом, «давай подробности!», даже если при этом приходится переступать нравственные пороги, представления о которых передаются из поколения в поколение. Вспомним примеры прошлого. Вспомним, с каким тактом писала Анна Григорьевна о своем муже Ф. М. Достоевском. А уж ей-то не раз приходилось вытаскивать его буквально из бездны. Или завещание А. С. Эфрон не вскрывать архивные материалы ее матери М. И. Цветаевой до 2000 года. И все это делалось во имя бережного отношения к человеку, во имя того же милосердия».

И. Кобзон («Огонек», № 24, 1989 г.): «Сегодняшнее хождение Марины Влади со своими воспоминаниями о нашем выдающемся современнике порочит больше наше время, чем то, в которое он творил. Я бы запретил рассказывать небылицы, выдуманные на потребу демократизированной аудитории: вот какой был Высоцкий пьяница, а она его оберегала. Если бы сама Марина Влади не была подвержена богемному образу жизни… Я читал воспоминания Айседоры Дункан о Есенине, у которой было, наверное, больше права на негативные рассказы, но ее любовь и такт, мягкость, интеллигентность и культура этого не позволили. А Влади… Наверное, просто время такое! Она работает на его потребу. В общем, женщина она оказалась низкая. То ли она деградировала с возрастом и стала дрянью, то ли еще что-то, во всяком случае, повела она себя недостойно великого Высоцкого. Я не хочу знать, когда запивал Высоцкий, когда кололся Высоцкий, когда нюхал Высоцкий – мне это не интересно…»

Разный взгляд у автора «Полета…» и И. Кобзона на события, связанные с выбором места для захоронения Высоцкого на Ваганьковском кладбище.

М. Влади: «Как и во всех больших городах мира, в Москве больше не хоронят в центре города. За исключением редких случаев, хоронят очень далеко от города. Именно там хотели «власть имущие», чтобы похоронили моего мужа. Мы были не согласны. Наши друзья и я считали, что его могила должна быть в центре города, в котором он родился. Так, в составе делегации мы отправились к директору Ваганьковского кладбища. Иосиф Кобзон, очень популярный певец, приехал тоже сюда. Едва директор пропустил его в свой кабинет, он расстегнул свой плащ: «Нужно место для захоронения Высоцкого», – сказал он и показал огромную пачку сторублевок – целое состояние. Друзья остолбенели, некоторые никогда вообще не видели такой суммы денег за всю свою жизнь, все мы были глубоко тронуты жестом певца. Директор кладбища упал на колени, лицо его покрылось слезами, голосом, прерываемым рыданиями, он произнес: