Эдуард Скляров - Записки бывшего милиционера

И в то же время на массовые жалобы бедствующего милицейского сообщества по поводу низкой зарплаты именно Травкин жёстко отвечал, что они получают столько, сколько заслуживают. И именно в период «правления» Травкина случился массовый уход (хотя и на вполне заслуженный отдых) последних руководителей из числа фронтовиков, которые, несмотря на свой боевой и практический опыт и заслуженность, к сожалению, уже не соответствовали требованиям времени.

Император, как называли Травкина сотрудники, правил в регионе недолго, поскольку местная партийная верхушка не могла терпеть человека независимого и умного, разговаривающего с ними на равных. Не надо, видимо, объяснять, что многие после ухода Травкина вздохнули с облегчением.

На смену Травкину пришел Н. В. Незамужнее, до этого работавший его заместителем и курировавший места лишения свободы, он же вёл все хозяйственные вопросы. Незамужнее не имел общепризнанного прозвища, но стилем своей работы он вполне заслуживал, чтобы его называли Завхозом, вкладывая в это слово хороший смысл.

Незамужнее большую часть своей долгой службы провёл в качестве начальника исправительной колонии, но сумел с переменным успехом пройти все ступени служебной лестницы: от начальника отряда в колонии до начальника регионального управления. Фактором, обусловившим его назначение на эту должность, было модное тогда в партийных органах веяние о назначении руководителями своих, местных. Хотя Незамужнее в прямом смысле своим не был, так как в регион приехал по переводу из Сибири, но и здесь успел довольно долго проработать.

Незамужнее неважно разбирался в чисто милицейских вопросах, в результате чего не раз попадал впросак. Был вспыльчив, под влиянием минутного гнева подписывал приказы о наказании кого-либо, но сам же и отменял их через несколько дней.

Запомнился Незамужнев и любителям застолья. Кстати, именно при нём банкеты, проводимые, как правило, по случаю дней рождения и присвоения званий, стали обычным делом. Виновники торжеств изощрялись в своих возможностях, и по тому, что стояло на столе, можно было судить о наличии блата у того или иного начальника, так как это было время великого дефицита на всё и вся. На этих банкетах прилично напивались, а Незамужнев практически не пьянел (во всяком случае, окружающие этого никогда не видели), но любил рассказывать всякие были-анекдоты. Любимым его воспоминанием было то, как зэки на спор с ним о качестве пропускного режима колонии (которой он руководил в своё время и был убеждён в стопроцентной надёжности пропускного режима) на другой день в центре зоны представили ему козу с огромным выменем, полным молока, которую до этого никто из работников колонии не видел.

Незамужнев мог — что и делал не раз — на каком-нибудь банкете, например по случаю присвоения звания полковника одному из руководителей отраслевых служб, вдруг выступить с краткой характеристикой каждого присутствующего. Поражало его умение формулировать очень верные оценки людей, да так, что даже отрицательные, высказанные без нанесения обиды, воспринимались с юмором, во всяком случае, должным образом.

И раз уж я заговорил о присвоении полковничьего звания, то должен заметить, что в то время на весь регион в милиции было всего четыре или пять полковников. Присвоение этого звания было событием не только для самого новоиспечённого полковника. К сожалению, в последнее десятилетие существования СССР и в постперестроечной России это звание, как и генеральское, резко обесценилось. Теперь в полковниках ходят многие из тех, кто по существу занимают рядовые должности — без подчиненных и управленческих функций, должности, которые в некоторых западных странах занимают сержанты полиции.

Никакими выдающимися качествами Незамужнев не обладал, но запомнился как довольно справедливый человек, не раз охлаждавший самодурство одного из своих замов — Сазонова, известного своим хамством и крайне оскорбительным отношением к подчинённым. Имея покладистый характер, Незамужнев при этом прославился (с точки зрения существовавших тогда порядков) необыкновенно свирепым отношением к некоторым руководителям служб УВД. Не исключены причины, которые были для многих скрыты, и не исключено, что эти причины были очень вескими. Сотрудники ещё долго пытались угадать, почему Незамужнев сделал всё, чтобы тогдашнего начальника ОБХСС посадили. Такая же участь ждала и другого начальника одной из региональных служб управления, и только отъезд на учёбу в Академию МВД спас его от скамьи подсудимых. Возможно, что причиной таких абсолютно в то время редких фактов могли быть крупные разборки в милицейской верхушке области.

Окончил Незамужнев свою карьеру тем, что его сняли с работы в период заката эпохи, названной милицейскими остряками «чурбанизацией». Министром внутренних дел в это время уже был небезызвестный В. В. Федорчук (бывший председатель КГБ СССР), который при своем назначении поклялся Генеральному секретарю ЦК КПСС навести порядок в рядах «прогнившей» милиции.

Очередному чурбановскому блатнику потребовалось кресло начальника в масштабах не менее области, а поскольку в тот период в средствах не стеснялись, то использовали любой повод для освобождения нужного кресла. И повод такой появился. Попался Сазонов — заместитель Незамужнева. Оказалось, что Сазонов был не только великим самодуром, но ещё и бабником и в качестве своего рода притона использовал московскую явочную квартиру, хозяину которой УВД конечно же платило по так называемой девятой статье сметы расходов бюджетных средств, по которой финансировались секретные расходы на агентурную работу.

За этот недогляд за своим подчинённым Незамужнева уволили на пенсию по «собственному желанию», а на его место Ю. Чурбанов (первый замминистра внутренних дел, период правления которого и получил название «эпохи чурбанизации») лично привёз своего протеже, но тогдашний первый секретарь регионального комитета партии, прознавший о скором закате чурбановского всесилия, уже был настолько смел, что отказался даже обсуждать вопрос о привезённом кандидате.

И совсем по-другому повёл себя «первый», когда к нему на согласование привезли другого кандидата — В. Н. Комарина.

Комарин достался региону в результате жёсткой борьбы московских министерских группировок и довольно солидных подношений нужным людям, а местный комитет партии, который уже начал ощущать толчки предстоящих бурь, не стал сопротивляться и быстро согласился с назначением кандидата от одной из высокопоставленных милицейских группировок в Москве.

Комарин был здоровенным грузным мужиком, которого почти сразу же нарекли Комодом и который, имея по прежнему месту службы доступ к дефицитной специфической продукции местных заводов, сумел в министерстве завести себе друзей, а они, в благодарность, не преминули воспользоваться промахами своих соперников и протолкнули своего на должность главного милиционера.