Павел Нерлер - Слово и «Дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений
- Название:Слово и «Дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Павел Нерлер - Слово и «Дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений краткое содержание
Осип Мандельштам всегда был в достаточно напряженных отношениях с властями. Еще до революции за ним присматривала полиция, подозревая в нем возможное революционное бунтарство. Четырежды его арестовывали: дважды в 1920 г. (в Феодосии – врангелевцы и в Батуме – грузинские меньшевики), в третий раз ОГПУ в Москве в 1934 г. и в четвертый – НКВД в доме отдыха «Саматиха» в Мещере в 1938 г. Всем репрессиям против поэта, в том числе и неосуществившимся, посвящена эта книга. Она выстроена хронологически – в порядке развертывания репрессий или усилий по их преодолению (например, по реабилитации). Каждая глава имеет организационную привязку – к конкретному карательному или иному органу, осуществлявшему репрессию или реабилитацию. Каждая содержит в себе текстовую и документальную части, причем большинство документов полностью публикуется впервые. Глава о дореволюционном надзоре за Мандельштамом (далее О.М.) в Финляндии написана Д. Зубаревым и П. Нерлером, о «мандельштамовском эшелоне» – П. Нерлером и Н. Поболем, все остальные тексты написаны П. Нерлером. Книга проиллюстрирована фотографиями и документами из публикуемых «дел» и рассчитана на широкую читательскую аудиторию.
Первое издание книги (М.: Петровский парк (при участии «Новой газеты»), 2010) вошло в шорт-лист премии «НОС» («Новая словесность») за 2011 год и заняло в нем второе место. Второе основательно переработано и ощутимо дополнено.
Слово и «Дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Читал Мандельштам также свой «Реквием на смерть А. Белого», который он, видимо, написал в ссылке [709] . Он вообще часто возвращался в разговорах к А. Белому, которого считал гениальным. Блока не очень любил. В Брюсове ценил только переводчика. О Пастернаке сказал, что он интересный поэт, но «недоразвит». Эренбурга считал талантливым очеркистом и журналистом, но слабым поэтом.
Иногда Мандельштам приходил к нам в барак и клянчил еду у Крепса. «Вы чемпион каши, – говорил он, – дайте мне немного каши!»
С Мандельштама сыпались вши. Пальто он выменял на несколько горстей сахару. Мы собрали для Мандельштама кто что мог: резиновые тапочки, еще что-то. Он тут же продал всё это и купил сахару [710] .
Период относительного спокойствия сменился у него депрессией. Он прибегал ко мне и умолял, чтобы я помог ему перебраться в другой барак, так как его якобы хотят уничтожить, сделав ему ночью укол с ядом. В сентябре–октябре эта уверенность еще усилилась. Он быстро съедал всё, был страшно худ, возбужден, много ходил по зоне, постоянно был голоден и таял на глазах…
В начале октября Мандельштам очень страдал от холода: на нем были только парусиновые тапочки, брюки, майка и какая-то шапчонка. В обмен на полпайки предлагал прочесть оба варианта своего стихотворения о Сталине (хотя до сих пор отрицал свое авторство и уверял, что всё это «выдумки врагов»). Но никто не соглашался. Состояние Мандельштама всё ухудшалось. Он начал распадаться психически, потерял всякую надежду на возможность продолжения жизни. При этом высокое мнение о себе сочеталось в нем с полным безразличием к своей судьбе.
Однажды Мандельштам пришел ко мне в барак и сказал: «Вы должны мне помочь!» – «Чем?» – «Пойдемте!»
Мы подошли к «китайской» зоне… Мандельштам снял с себя всё, остался голым и сказал: «Выколотите мое белье от вшей!» Я выколотил. Он сказал: «Когда-нибудь напишут: “Кандидат биологических наук выколачивал вшей у второго после А. Белого поэта”». Я ответил ему: «У вас просто паранойя».
Однажды ночью Мандельштам прибежал ко мне в барак и разбудил криком: «Мне сейчас сделали укол, отравили!» Он бился в истерике, плакал. Вокруг начали просыпаться, кричать. Мы вышли на улицу. Мандельштам успокоился и пошел в свой барак. Я обратился к врачу. К этому времени было сооружено из брезента еще два барака, куда отправляли «поносников» умирать. Командовал бараками земский врач Кузнецов (он работал когда-то в Курской губернии). Я обратился к нему. Он осмотрел Мандельштама и сказал мне: «Жить вашему приятелю недолго. Он истощен, нервен, сердце изношено, и вообще он не жилец». Я попросил Кузнецова положить Мандельштама в один из его бараков. В этих бараках был уход, там лучше кормили, топили в бочках из-под мазута. Он ответил, что у него и так полно и что люди мрут как мухи.
В конце октября 1938 г. Кузнецов взял Мандельштама в брезентовый барак. Когда мы прощались, он взял с меня слово, что я напишу И. Эренбургу. «Вы человек сильный. Вы выживете. Разыщите Илюшу Эренбурга! Я умираю с мыслью об Илюше. У него золотое сердце. Думаю, что он будет и вашим другом». О жене и брате Мандельштам не говорил. Я вернулся в барак. Перед праздником (4–5 ноября) Кузнецов разыскал меня и сказал, что мой приятель умер. У него начался понос, который оказался для него роковым.
Никаких справок родственникам умерших администрация не посылала. Вещи умерших распродавались на аукционе. У Мандельштама ничего не было.
«Черная ночь, душный барак, жирные вши» – вот всё, что он мог сочинить в лагере. [711]
Меркулов выполнил просьбу поэта: еще при жизни Сталина он разыскал Эренбурга. По-видимому, почте он не доверился и на первый раз явился к нему сам: во всяком случае, ни в архиве Эренбурга, ни в архиве О.М. такого письма пока не обнаружено, хотя есть одно, написанное, очевидно, после такой встречи:
Глубокоуважаемый Илья Григорьевич! Посылаю Вам обещанное стихотворение О.Э. (на смерть А. Белого).
«Реквием».
Меня преследуют 2–3 случайных фразы;
Весь день твержу. Печаль моя жирна.
О, Боже, как жирны и синеглазы,
Стрекозы смерти. О как лазурь тверда!
Где первородство, где счастливая повадка,
Где плавкий ястребок на самом дне очей?
Где вежество, где горькая украдка,
Где ясность та, где кривизна речей,
Запутанных, как честные зигзаги
У конькобежца в пламень голубой.
Железный пух в морозном крутит стяге
С голуботвердой чокаясь рекой.
Ему солей трехъярусных растворы
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились в полвека, в полчаса.
И вот открылась музыка в засаде,
Уж не для неги и не слуха ради —
Лиясь для мышц, для бьющихся висков.
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки
Крупнозернистого покоя и добра.
А посреди толпы стоял гравировальщик,
Готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливши бумагу рисовальщик,
Лишь крохоборствуя сумел запечатлеть.
Дышали шуб меха, плечо к плечу теснилось
Кипела киноварь здоровья – кровь и пот.
Сон в оболочке сна – внутри которой снилось,
на полшага продвинуться вперед.
Как будто я повис на собственных ресницах,
И созревающий и тянущийся весь.
Доколе не сорвусь, разыгрывая в лицах,
Единственное, что мы знаем днесь.
Пропущено одно слово, и на память расставлены знаки препинания, остальное соответствует авторскому тексту. О.Э. говорил, что А. Белый был ему чрезвычайно дорог и близок, и он собирался писать воспоминания о встречах и беседах с А. Белым.
С самыми лучшими пожеланиями В. Меркулов. 26 февраля 1952 года. [712]
8
Этот рассказ Меркулова был передан Эренбургом в «Люди. Годы. Жизнь» в следующем виде:
В начале 1952 года ко мне пришел брянский агроном В. Меркулов, рассказал о том, как в 1940 году Осип Эмильевич умер за десять тысяч километров от родного города; больной, у костра он читал сонеты Петрарки. [713]
К публикации Эренбурга сохранился своеобразный комментарий самого Меркулова, донесенный до Н.М. Марком Ботвинником, с которым она могла познакомиться еще в 1962 году в Тарусе (а он в свое время беседовал с Е.М. Крепсом и В.Л. Меркуловым). В библиотеке Принстонского университета сохранилось его письмо к Н.М. от 22 декабря 1968 года [714].
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
