Георгий Арбатов - Дело: «Ястребы и голуби холодной войны»

Если бы Анатолий пошел в науку, он стал бы историком высочайшего класса, несомненно был бы удостоен высоких академических званий. Но он выбрал другой, более важный для страны, хотя и более трудный путь – политику. И стал не только помощником и советником М.С. Горбачева, но и крупным политическим деятелем.

Коллеги по работе знают его как надежного товарища, безукоризненно честного и принципиального человека. Репутация среди друзей у него безупречно чистая. То же самое можно сказать и о его политической репутации. Времена менялись, критерии оценок тоже, но Черняев всегда оставался самим собой, человеком честным, нелицеприятным и принципиальным.

Можно только пожалеть, что в такие сложные дни он вынужден стоять в стороне от реальной внешней политики – сферы, где он был и остается высококвалифицированным профессионалом. Хотя и то, чем он занимается сейчас – написание книг о работе бывшего Политбюро, о ситуации в стране и мире, представляет несомненный интерес и приносит практическую пользу.

Например, его с коллегами книга о деятельности Политбюро в последние годы его существования впервые дает представление о работе этого органа КПСС, решавшего самые важные вопросы нашей жизни, судьбы страны, о стиле его работы да и о нравах ее участников. Это не только интересно, но и важно знать нашим соотечественникам и тем, кто изучает нашу страну за рубежом. В наших интересах правильное ее понимание.

С Явлинским в 1980-х годах я часто встречался во время моих (и его) командировок в США, особенно часто в Гарвардском университете. Я занимался, как обычно, делами, связанными с советско-американскими отношениями, а он усиленно изучал экономику, американский и в целом западный опыт управления рыночной экономикой, взаимодействия рыночных и налоговых, законодательных, бюджетно-финансовых механизмов. Он встречался со многими американскими и европейскими специалистами, представлявшими самые различные школы и модели рыночной экономики, стремясь выбрать то, что могло бы пригодиться нашей стране, когда придет время глубоких социально-экономических реформ.

Вспоминаю один курьезный эпизод, когда в Нью-Йорке на встрече с известным американским экономистом в нашем гостиничном комплексе при советской миссии в ООН мы так увлеклись беседой в моем номере, что Григорий забыл, что оставил не выключенным кран в ванной своего номера. В итоге произошел небольшой потоп, за который ему потом пришлось отвечать перед завхозом.

Насколько я понял из наших многочисленных бесед, он всегда осознавал, что слепое копирование западных моделей никогда не даст положительного результата дома. Это было обусловлено не только национально-исторической спецификой нашего народа и государства. Главное – никогда в истории ни одна страна не проходила путь, который предстояло пройти нам. Капитализм везде развивался от аграрной экономики, через мелкую и среднюю промышленность, к большой индустрии, поначалу неуправляемой. отсюда кризисы, социальные потрясения, рождение радикальных политических течений – коммунизма и фашизма, которые победили в некоторых странах и надолго увели их в сторону от магистрального развития общества. Эта магистраль, безусловно, пролегала через такие модели, как кейнсианство, неокейнсианство, социал-демократические программы, сочетание экономического либерализма с социальной ответственностью государства и бизнеса. Именно в странах, принявших названные модели, общество достигло наилучших результатов в росте благосостояния преобладающей части населения, социальной защищенности нуждающихся в ней, в развитии политических свобод и гражданского общества, темпах научно-технического прогресса.

Что касается нашей страны, то уникальность ее пути состояла в том, чтобы пройти обратной дорогой, от малоэффективной государственной плановой экономики, от гигантской и супермилитаризованной индустрии – к рыночному хозяйству, которое лучше всего отвечало нуждам потребителя в лице всех граждан. Проделать такой путь надо было, не допуская социальных потрясений, сохранив достигнутый высочайший уровень науки, культуры, образования и здравоохранения, обеспечив жесткий контроль над накопленными арсеналами ядерного оружия, атомной и химической промышленностью, транспортной инфраструктурой. Причем на развитие социально ответственного капитализма у нас не было сотни или двух сотен лет, какие потребовались для этого Западной Европе и Америке. Нам нужно было решать все задачи в течение одного-двух десятилетий.

Мне кажется, Григорий это понимал. Недаром, рассуждая о грандиозности стоявших задач, он шутил: «Из аквариума с рыбками нетрудно сделать уху, а вот можно ли уху превратить обратно в аквариум с рыбками – в этом главный вопрос».

Пытаясь решить эту колоссальную задачу, он вместе со своими молодыми коллегами из созданного им ЭПИцентра разработал известную программу «500 дней». Будучи назначен на пост заместителя премьер-министра РСФСР (Силаева) в самом конце 1980-х годов, Явлинский предложил эту программу как курс практической политики. Но программа «500 дней» была рассчитана на весь Советский Союз и потому была передана на рассмотрение советского руководства во главе с Горбачевым. Тому она показалась слишком радикальной, и он передал ее на апробацию ряду маститых экономистов-академиков, имевших огромный авторитет в Кремле. По тем или иным причинам, о которых можно только догадываться, академики приняли программу Явлинского с большими оговорками, и в результате она была, что называется, спущена на тормозах.

Григорий, будучи человеком принципиальным, ушел в отставку, не жалея о больших благах и привилегиях, которые давал высокий государственный пост. В этом проявилась его серьезная ответственность как государственного деятеля – качество, которое, к сожалению, за редчайшими исключениями, не привилось ни в последний период существования СССР, ни в новой демократической России, где чиновники буквально зубами до последнего держатся за свои посты и сопутствующие им материальные блага, даже будучи полностью дискредитироваными по части коррупции, скандалов и профессиональных провалов. И в экономических проектах, и в должностной этике Явлинский намного опередил свое время (дай бог стране когда-нибудь это время нагнать!).

Среди всех ошибок, которые справедливо или несправедливо теперь вменяют Горбачеву, этот эпизод никогда не вспоминают, а между тем, как мне представляется, именно тогда он совершил огромную ошибку, проявил нерешительность, излишний консерватизм. Это дорого обошлось стране, поскольку именно стагнация экономических реформ и углубление хозяйственного кризиса на фоне быстрой внутриполитической либерализации создали главный разлад его политики «перестройки», вызвали мощные центробежные процессы между республиками СССР, раскололи общество на сторонников более радикальных мер и приверженцев возврата к старым временам. Метания самого Горбачева «меж двух огней» оттолкнули либералов к Ельцину, а реакционеров побудили к авантюре с путчем августа 1991 года, со всеми вытекавшими последствиями.