Николай Оцуп - Океан времени

Хорошо, что Михаил Бакунин
Бился за какой-то Китеж-град
(Вот уж был бы в наши дни приструнен),
Хорошо, что, кроме баррикад,
Есть и в небо парусные лодки
У мечтателей-богатырей,
И Прудон страдает (и Кропоткин)
Очень от стыда за всех людей,
И незабываемо-сурово
То же в обличениях Толстого…

Вот и на тебя управы нет,
И жреца, артиста и вельможи
Отвергаешь ты авторитет,
На великое и не похожий.
Ты один только и признаешь
Над правительствами, над узорной
Славой на земле, чья прелесть ложь, —
Голос проповеди здесь нагорной
Слышишь ты, чем дальше, тем ясней,
И смиряешься лишь перед ней.

24

Я сегодня прихожу к ребенку
Очень нервному, каким я был,
С благодарностью. Сажусь на конку
(Ни трамвай еще не увозил
От вокзала к центру, ни автобус),
Еду с мамой что-то покупать
И смотрю с волнением на глобус
В книжной лавке. Вот бы что узнать:
Синее — моря и океаны,
Разноцветное — чужие страны!

И увидел, только не тогда,
А в изгнании, усталым, взрослым,
Полюбил такие города,
Как Париж и Рим, но только верстам,
Километрам, легшим позади,
Не было дано меня от боли
Вылечить и от моей, в груди
Выношенной, истинной неволи,
Той, перед которой тюрьмы — рай,
Чей призыв «умри!», нет — «умирай!».

Мне к тому нельзя не возвращаться,
Что важнее, чем судьба моя:
Уничтожиться почти, сорваться
В пустоту, но чтобы жизнь твоя
Вдруг с моей пересеклась и обе,
Плюс и минус, чтобы свет зажгли,
Как два электричества. Подобий
Этому в истории земли —
Тысячи… но встречи роковые
Каждому даны как бы впервые.

Знаю, что поэзия в таких
(Глубже не бывает) потрясениях —
Лишь свидетельница… Строк моих
Не боготворю, о сочинениях
Самых знаменитых знаю, что
И они не главная победа:
Это след, а жизнью было то
Нечто до поэзии, до следа,
То, к чему герой или святой
Много ближе, чем поэт любой.

Нет, я не ошибся, повторяя,
А подчас, настойчиво твердя:
Муза правды, самая большая
Из сестер, ты, в образе вождя
Нежного, меня, как иноверца,
Вводишь в злой и сладострастный век
В поисках утраченного сердца,
А не времени… Я, имярек,
Всей моей трагически-животной
Жизнью не любуюсь беззаботно…

Горблюсь под несчастием. Горбат
Каждый: унижает, пригибает
Время. Но чем более томят
Оскорбления, тем озаряет
Мягче твой неугасимый свет.
Плачу, а не выступают слезы.
Я люблю тебя. Несчастий нет.
Есть ошеломляющие грозы,
И под ними не ослабевать
Мне, а начатое продолжать.

Философия для извращений —
Почва благодарная. Отстал
Я от самых искушенных: гений
Строгих предков, видно, удержал.
Но любил я грустно и брезгливо,
Чуть не плача: ах, не то, не то…
Словно комкая нетерпеливо
Чувства… Я занятного Кокто
Признаю, да только мне дороже
Позу ненавидящий до дрожи!

Трогает руками мертвеца
Он цветущее, и все-то вянет,
Чувствуют неладное сердца,
Добрым словом кто его помянет.
И пока еще он не зарыт,
Догадаться, кто это, не смеем.
Он талантливый, он эрудит.
Он бывает Дорианом Греем,
Бедствия его приносит взор,
Он для итальянца Jettator!..

И общественная он опасность,
Но, пока еще не грянул гром,
Нам бы привести балансы в ясность,
Честным насладиться барышом.
Купчики, хозяева отелей
С милыми и многими детьми,
Мы живые, но для наших целей…
Он же, друг мой, наконец пойми:
Ты — мертвец для звуков запредельных,
Он — для ваших комбинаций дельных.

Он чудовище, а ты, а вы?
Что такое ваш уют нормальный?..
Новорожденные и волхвы,
Детский плач и саван погребальный,
Явный и непостижимый план
Жизни и кончающейся муки,
Ваш ли это сытый балаган,
Где вы греете на пользе руки?
Зга произвести бы от «ни зги»,
Чтобы меньше было мелюзги.

Долго обаяние распада
Нас томило. Хорошо на дне.
Байрона уже причислить надо
К полюбившим гибель. И во сне
Все же он не видел — настоящей,
Окончательной, Постигшей нас
В музах и любви, для славы вящей
Тех, кто бодр и держит про запас.
Против разлагающего беса
Только ли евангелье прогресса?

От размаха солнечных систем,
Оттого что даже и оливам,
Сотни лет живущим, незачем
Умирающих жалеть, — мы срывом
В никуда все заворожены.
В самом деле: несколько десятков
Лет, ну что они? Со стороны
Глянешь на себя, и от порядков
Скучных, что скрывать, без соли зла
Биография занемогла…

Дважды женщину недоуменье,
И на дне души, на самом дне,
Потрясает. Смертное томленье
Девочки, узнавшей в полусне,
С ужасом одиннадцатилетней,
Свой воображаемый позор,
Всех объятий в будущем секретней…
В ту минуту полуумный взор
Крошки, скорченной под одеялом,
Может быть безумия началом.

А пройдет еще немного лет,
И — не петь нельзя же птицам певчим
Новый раскрывается секрет.
Хорошо, когда мужчину не в чем
Упрекнуть, когда он весь любовь:
Ей бы тихой чуткости немного,
Но почти всегда играет кровь,
Высмеяна девичья тревога,
И самоуверенность сыта,
И обиду скрыла темнота.

Как слезами женскими подушки
Смочены обильно на земле,
Как горят под локонами ушки,
Сколько мы уродуем во мгле
Нежных душ, ты думаешь — покорных.
Торжествующий, не обманись,
Звук не тот: в тонах уже минорных
Для нее любовь, уже вплелись
Страха и брезгливости уступки
В ваш союз сомнительный и хрупкий.

25

Я пишу без плана. Ты — мой план,
Стоит только в мире заблудиться,
И — ау! Из тьмы веков и стран
Отвечает мне любая птица
О тебе (и всех созданий хор)…
Страшно: только для литературы
Жить и петь, и с некоторых пор
Для меня чудовища — Гонкуры,
Хоть и я, без помощи твоей,—
Литератор до мозга костей.

«Кто заболевает от напасти
Чувственного, для того преград
Не бывает в низости и страсти…» —
Без стыда про собственный распад
Я рассказывал небрежно, взором
Не смущен опущенным твоим,
В римских теплых сумерках… На форум
Мы сошли… «Уста соединим
Здесь», — мне говорил мой скучный опыт,
Но звучал иронией твой шепот:

«Разъясните, что такое страсть?» —
«Страсть прикидывается любовью,
Но, когда не можешь ниже пасть,—
Я ответил, — ночью к изголовью
Луч летит, и видишь ты, что в ад
Завлечен, что хуже нет обмана
И не может быть… Назад, назад!
«Amor sacro, — думал ты, — profano!..» [25]
Есть у Тициана полотно,
Двум соперницам посвящено…»

Многое еще не без рисовки
Говорил я и почти без лжи,
Глаз не отрывая от головки
Будущей поэта госпожи…
Но за легковесными словами
Ясно, так сказать, при свете дня,
Был тебе я виден… «Буду с вами
Нарочито резкой. — На меня
Ты взглянула. — Злым и донжуаном
Вы не рождены. Самообманом