Саймон Монтефиоре - Потемкин

Светлейший снова появляется возле государыни. Несчастный Завадовский, как сообщает камер-фурьерский журнал, исчезает в тот же день. Дипломаты этого не понимают: они уверены, что окончательное отстранение Потемкина от всех постов — только вопрос времени. Их предположения как будто подтверждаются, когда Екатерина жалует князю огромный, но запущенный Аничков дворец возле моста через Фонтанку, раньше принадлежавший Алексею Разумовскому. За этим могло последовать только освобождение Потемкиным его апартаментов в Зимнем и отъезд на европейские курорты.

Потемкин сокрушался, что, если потеряет свои покои во дворце, он потеряет все. Екатерина не уставала успокаивать его: «Батинька, видит Бог, я не намерена тебя выживать изо дворца. Пожалуй, живи в нем и будь спокоен. По той причине я тебе и не давала ни дома, ни ложки, ни плошки». [291] Переписка. № 464 (Екатерина II Потемкину до 21 июня 1776). Позднее он освободит апартаменты фаворита, но никогда окончательно не покинет Зимнего дворца и никогда не потеряет доступа в будуар Екатерины.

Его новая резиденция полностью соответствовала их пожеланиям. До конца жизни Потемкина его жилищем станет Шепелевский дворец — отдельное здание, выходящее на Миллионную улицу и связанное с Зимним дворцом галереей, переброшенной через Зимнюю канавку. Императрица и князь могли навещать друг друга через коридор, ведущий от дворцовой часовни, никого не встречая — и, в случае Потемкина, не одеваясь.

23 июня светлейший отправился с инспекцией в Новгород. Один английский дипломат заметил, что из его комнат во дворце вынесли часть мебели: Потемкин в опале и удаляется в монастырь... Но более сведущие наблюдатели отмечали, что его поездка оплачивается из казны и что на его пути ставятся триумфальные арки: это было возможно только по высочайшему указу. [292] Сб. РИО. Т. 19. С. 519 (Оукс Идену 1/12 июля 1776); Румянцева 1888. С. 204. Никто не знал, что писала ему Екатерине перед его отъездом: «Князь Григорий Александрович, купленный Нами Аничковский у Графа Разумовского дом Всемилостивейше жалуем Вам в вечное и потомственное владение». К сему было добавлено 100 тысяч рублей на обустройство дворца. Невозможно подсчитать, какую сумму Екатерина потратила на Потемкина за эти два года — деньгами, подарками, оплатой его долгов. Он жил в том запредельном мире, где размеры богатства исчисляются царской мерой: для него было обычным делом получить от Екатерины 100 тысяч рублей, тогда как жалованье полковника составляло 1 тысячу в год. Считается, что всего князь получил 37 тысяч душ, многочисленные поместья вокруг Петербурга и Москвы и в Белоруссии (один Кричев, например, насчитывал 14 тысяч душ), брильянты, сервизы, серебро — и девять миллионов рублей. Но всего этого ему было мало. [293] Переписка. № 467 (Екатерина II Потемкину 22 июня 1776); Карнович 1885. С. 266; Самойлов 1867. Стб. 1205. Цифру 9 миллионов рублей называет Харрис (с. 528); она кажется слишком высокой и может быть неточна, но, учитывая разнообразие подарков и ту беспорядочную щедрость, с которой делала их Екатерина, проверить ее невозможно. Может бьггь, сам Потемкин хвастался перед Харрисом таким богатством. Количество крестьян и Кричевское поместье, напротив, подлежат проверке по бумагам С.Бентама, Самойлова и другим источникам: см. главу 20. Особенного доверия заслуживают сведения Самойлова как близкого к Потемкину человека и наследника его имения.

Через несколько недель князь возвратился. Екатерина приветствовала его теплым письмом. Он поселился в своих прежних апартаментах. Наблюдатели были снова сбиты с толку: светлейший «приехал в субботу вечером и явился ко двору на следующий день. Его возвращение в апартаменты, которые он занимал во дворце прежде, вызывают у многих опасения, что он вернет себе прежнее положение». Они удивились бы гораздо больше, если бы узнали, что князь редактирует письма Екатерины к Павлу в Берлин.

Можно почти не сомневаться, что супруги играли по заранее намеченному сценарию, как делают и сегодняшние политики, чтобы обмануть любопытную прессу. Начав год со вспышек ревности и опасений за свою любовь и дружбу, теперь они установили свой брак на новых основаниях. Оба обрели свободу, сохранив поддержку друг друга — в политике, повседневных делах и в любви. Это было очень непросто. Сердечные дела не решаются переговорами, как мирные трактаты, особенно между такими эмоциональными людьми. Это сделали время, природа, ошибки, ум и взаимное доверие. Из влиятельного любовника Потемкин превратился в «министра-фаворита». Они обманули всех.

В день, когда светлейший вернулся ко двору, оба знали, как жадно присутствующие будут ловить знаки ее милости или его опалы. Князь прошел в покои государыни «с самым спокойным видом». Та играла в вист; он сел напротив нее. Как ни в чем не бывало, она сдала ему карты и заметила, что ему всегда везет. [294] Сб. РИО. Т. 19. С. 521 (Оукс Идену 26 июля/6 авг. 1776); Castera 1798. Vol. 2. Р. 308.

Роман Потемкина и Екатерины II как будто закончился, но на самом деле он не завершался никогда. Он превратился в устойчивый брак. Супруги влюблялись и заводили себе любовников и любовниц, но их отношения между собой оставались для них важнее всего. Эта ситуация породила миф о Екатерине-нимфоманке и Потемкине — сутенере императрицы. Возможно, сегодняшняя свобода нравов мешает нам в полной мере оценить трогательность их партнерства.

Завадовский стал первым официальным фаворитом, который делил ложе с Екатериной, в то время как Потемкин царствовал в ее душе, оставаясь ее супругом, другом и первым государственным лицом. Мы знаем, что за шестьдесят семь лет жизни Екатерина имела по меньшей мере двенадцать любовников (далеко не та армия, которую ей приписывают). Обманчива даже и эта цифра: каждый раз, обретая новое счастье, она надеялась, что теперь обрела его навсегда. Она редко прерывала отношения по собственной воле. Салтыкова и Понятовского у нее отобрали; Орлов ей изменял, и даже Потемкин удалился от нее по своей инициативе. После Потемкина ее связи с мужчинами, намного ее младшими, выглядели действительно скандальными — но таково было ее положение.