Николай Долгополов - Легендарные разведчики

— А после войны он сотрудничал с вами?

— С нами? Работал, работал.

— И так же безвозмездно?

— Также.

— Долго?

— Еще года три. Затем перешел на преподавательскую работу и некоторые свои возможности потерял. Поддерживал с нами контакты время от времени, однако отдачи от него уже практически не было.

— Вы с ним после отъезда встречались?

— Нет.

— Но были же дружны.

— Что делать. Приехал мой сменщик. Взял его и целый ряд моих агентов. У нас такая преемственность всегда существовала.

— И вам не было обидно?

— Обидно — нет. Терять товарищей, расставаться — было больно, да. С такими людьми срастаешься сердцем.

— И вы никогда-никогда не возвращались к прежним связям?

— Бывали случаи, когда я уезжал из страны, проходило время, моя замена вступала в контакт с моим источником, а тот говорил: «Я с вами работать не буду». Тогда я ехал туда… Объяснял: забудем личные симпатии-антипатии.

— И много вот так приходилось ездить?

— Нет, таких случаев было немного. Мне тогда было 25–26 лет, они — на несколько лет старше.

— И в каком вы были звании?

— Старший лейтенант.

— Признайтесь, а в нелегалы не тянуло? Ведь в ваших кругах это почитается за высший пилотаж.

— Думал я пойти по этому пути. Готовился.

— У вас хороший английский?

— Был хороший. С утра до вечера среди англичан. Их речь только и можно на улице перенять, никакие учебники вам этого не дадут. И практика общения с агентами… Принимали за валлийца — откуда у меня взялся такой акцент? Курил тогда трубку, зажимал в зубах. И с моим маленьким ростом терялся в толпе. Мог спокойно адаптироваться в любой англоговорящей стране.

— Так что же помешало?

— Когда узнали, что я в Англии провалился…

— Как — провалились? Вы же только что говорили — «никаких провалов».

— Видите ли, когда я начинал, измен среди своих не было. До войны уходили Орлов, Кривицкий — фигуры крупные, прогремели по всему миру. Из тех же, кого я знал, — никто. А в 1945-м из Канады ушел шифровальщик военных. Унес всё, что было в резидентуре: шифры, личные записи резидента, его книжку со всякими пометками. Буквально ограбил. Канадский провал перебросился не только в США, но и в Европу. Началась страшная свистопляска. Пошли всякие контрольные проверки. Из-за этого работа была, по существу, прекращена на полтора года. Чтобы наши люди не провалились, мы приказали: сидите тихо, никуда не ходите и не рыпайтесь, вот вам условия связи на все случаи жизни. Никого не взяли, но агентурная сеть пострадала. Некоторые, не дождавшись, занялись открытой деятельностью. Кое-кто потерял работу, нас интересовавшую. Другие ее сознательно сменили и сделались для нас бесполезными.

— Но вас-то как это коснулось?

— Агент меня продал.

— Английский?

— Какой же еще? Я с ним познакомился чисто, открыто — на приеме. Он знал, кто я и откуда. Завербовал его, работал с ним, а когда уезжал, то мы по своему обыкновению оставляли на связи агентуру. Ну, я ему эти условия связи дал. И когда после Канады поднялась вся эта буря, он перепугался. Побежал в контрразведку и признался: «Барковский меня завербовал». Из Лондона я к тому времени уже уехал, но идти по нелегальной дорожке было бы большим риском.

— Откуда же вы узнали обо всем этом?

— Догадайтесь с трех попыток. Кто-то из этой, как вы говорите, Кембриджской пятерки нашего резидента предупредил. Кто, так и не знаю, но сообщили: «Барковского вашего продали».

— Продал агент, а могли бы сдать и свои дипломаты. Ведь сегодня похожее случается.

— Я и сегодня ни о каких таких сдачах не слышал. Враждебного отношения никогда не испытывал. Дипломаты, которые обо мне знали, — люди порядочные, не пытались как-то давить на мозоль. По крайней мере, за все мои командировки никаких противоречий, споров или свар с дипперсоналом не случалось. Но это тоже умение разведчика — сохранять нормальные отношения со своими.

— А близкие? Дети, жена — случайный жест, опрометчивая фраза, и уже привлекли внимание…

— Чтобы выдавали родственники? Об этом тоже не слышал. Жена моя знала только одно — я работник НКВД. Да и то потому, что перед отъездом нас принимал и наставлял — ее и меня — генерал Судоплатов.

— Ну, допустим, начальство из Москвы могло переметнуться на чужую сторону.

— Когда работал в Лондоне, мы и не знали, кто у нас начальство. Выяснилось при возвращении. Нам первое время даже никаких оценок присланной информации не давали. Не очень хорошо, процесс оказался не слишком отлаженным. Единственное, что получали, это напоминание: усилить работу, это важно, то нужно, не хлопать ушами, добывайте то, добывайте это. Знали только кличку дающего нам указания. Поэтому здесь провалы были полностью исключены.

— В то время конспирацию соблюдали строже, чем сейчас? Она была надежнее, лучше?

— Безусловно. Тогда совершенно исключались разговоры между разведчиками на тему, кто и чем занимается. Сегодня болтовни очень много. Хочется похвастаться, как-то показать собственную значимость. Какие-то намеки на то, на се. Зачем это нужно?

— Скажите, а как англичане вышли на нашего атомного агента — немецкого ученого Фукса?

— Фукс — действительно фигура выдающаяся. Причем не всегда и не во всём понятная. Его судьба трагична. Меня лично, детальнейше анализировавшего это дело, берет досада. Знаком с Фуксом не был, но изучал его по сообщениям моего товарища, долго с ним работавшего, читал донесения, документы, книги. И потому считаю, что в провале Фукса мы сами сыграли какую-то роль, которая привела его к признанию.

Он — сын лютеранского священника, защитника страждущих и угнетенных. Приход отца был в рабочем районе. Понятно, Фукс вступил в соцпартию, затем разочаровался и перешел к коммунистам. Активно работал, но засветился и оказался на грани ареста. Компартия ему приказала: уезжай и учись, становись ученым, ты понадобишься будущей Германии. Там фашизм, концлагеря, а ему — о будущем. Он уехал и сам решил помогать нам, исправлять несправедливость.

— А как Фукса завербовали?

— Вербовки в принципе не потребовалось. Фукс, осевший в Англии, посоветовался со своим другом. Был такой антифашист Кучински — юрист и экономист по профессии. В советском посольстве его знали очень хорошо. Активист общества англо-советской дружбы, приглашался к нам на приемы, общался с дипломатами. Ему не составило труда прийти прямо к послу Майскому и предложить: есть ученый-атомщик, который будет вас информировать. Майский пригласил военного атташе и приказал ему заняться этим ученым. На встречу с Фуксом послали помощника военного атташе Семена Креме-ра. Интеллигентный, квалифицированный военный разведчик, выделявшийся среди товарищей из ГРУ. Когда в 1943 году закончилась его командировка, он пошел не в центральный разведывательный аппарат, а попросился на фронт. Закончил войну командиром крупного танкового подразделения, генерал-лейтенантом.