Филипп-Поль де Сегюр - Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I

Между тем офицеры Евгения продолжали осыпать вопросами офицеров Нея. Те рассказывали, как вместе со своим маршалом они направились к Красному, таща за собой толпу людей, впавших в отчаяние, а впереди шла другая толпа, которую голод заставлял торопиться.

Они рассказывали, что в каждом овраге находили каски, кивера и пушки, сломанные сундуки, разбросанную одежду, повозки и пушки. Одни из них были опрокинуты, другие же еще были запряжены дохлыми или издыхавшими и наполовину съеденными лошадьми. Под Катынью, к концу их первого дня похода, сильная пальба и свист нескольких ядер над головами заставили их предположить, что начинается сражение. Выстрелы эти раздавались совсем близко от них, на большой дороге, однако они совсем не замечали неприятеля. Рикар и его дивизия выдвинулись вперед, чтобы открыть его; но в изгибе дороги они обнаружили только две французских батареи, покинутые вместе с боевыми припасами, а на соседних полях только толпу жалких казаков, убегавших, испугавшись своей собственной дерзости и шума, произведенного ими самими.

Потом офицеры Нея, в свою очередь, стали расспрашивать, что без них произошло, почему царит такое общее уныние, почему оставили; врагу совсем целые орудия. Разве не было времени заклепать пушки или, по крайней мере, испортить боевые запасы?

До сих пор, говорили они, им попадались лишь следы злополучного отступления. Но на следующий день все изменилось, и, когда они достигли снежной поляны, ставшей красной от крови, покрытой обломками орудий и изуродованными трупами, оправдались их мрачные предчувствия. По мертвым можно было определить еще ряды и места сражений. Тут была 14-я дивизия: на бляхах разбитых киверов были видны номера ее полков. Здесь была итальянская гвардия: вот павшие солдаты ее, их легко узнать по мундирам! Но где же ее уцелевшие остатки? И они тщетно вопрошали эту окровавленную равнину, бездыханные фигуры и неподвижное ледяное молчание пустыни и смерти: они не могли заглянуть в судьбу своих товарищей, ни в то, что ждало их самих.

Ней быстро увел их дальше от этого разрушения, и они беспрепятственно дошли до того места, где дорога входит в глубокий овраг, откуда выбегала на плоскую возвышенность. Это была Катовская возвышенность, то самое поле битвы, на котором они три месяца тому назад, во время своего победоносного шествия, разбили Неверовского и салютовали Наполеону из пушек, отбитых накануне у неприятеля. По их словам, они узнали это место, несмотря на снег, изменивший его.

Офицеры Мортье сообщили, что это та самая позиция, на которой император и они ожидали их 17 ноября и сражались.

На этот раз Кутузов или, вернее, Милорадович, заняли место Наполеона, потому что русский старец еще не выезжал из Доброго [235].

Солдаты Нея, шедшие беспорядочными толпами, уже вернулись было назад, указывая на снежную равнину, почерневшую от масс неприятеля, как вдруг какой-то русский, отделившись от своих, спустился с возвышенности. Он предстал перед французским маршалом и, из желания ли щегольнуть цивилизацией, или из уважения к горю главнокомандующего, или же из опасения отчаяния, облек в льстивые выражения требование сдаться!

Он говорил, что его послал Кутузов. Этот фельдмаршал не осмелился бы сделать столь жестокого предложения такому великому генералу, такому прославленному воину, если бы последнему оставался хоть один шанс на спасение. Но перед ним и вокруг него 80 тысяч русских, и если он этому не верит, то Кутузов предлагает объехать его ряды и сосчитать его силы.

Русский еще не кончил, как вдруг с правого фланга его армии был пущен залп картечи, прорезавший воздух, наши ряды и заставивший его умолкнуть [236]. В ту же минуту один французский офицер бросился на него, как на изменника, желая убить его, а сам Ней, удерживая его порыв, воскликнул:

— Маршалы не сдаются: переговоры не ведут под огнем; вы — мой пленник [237]!

И несчастный обезоруженный офицер остался под выстрелами своих. Он был выпущен только в Ковно, после двадцати шести дней, разделив с нами все невзгоды; он имел полную возможность бежать, но держал слово.

Между тем неприятель удвоил свой огонь, и все холмы, бывшие минуту назад холодными и безмолвными, стали извергающимися вулканами — но это только воодушевляло Нея! И тотчас, приходя в восторг каждый раз, как упоминалось имя их маршала, они с восхищением рассказывали, что среди огня этот пламенный человек, казалось, находился в своей стихии.

Кутузов действительно не обманывал его. С одной стороны — 80 тысяч человек, сытых, стоявших стройными рядами, многочисленные эскадроны, огромная артиллерия на грозной позиции, — словом, все, и счастье, которое одно заменяет все; с другой стороны — 5 тысяч солдат, еле продвигавшихся, раздробленная колонна, медленно, неуверенно тащившаяся с неполным оружием, нечищеным, нетвердо державшимся в ослабевших руках!

Однако французский генерал не подумал ни о сдаче, ни даже о смерти, а только хотел проложить себе путь сквозь неприятельские ряды, даже не рассуждая о геройстве такой попытки! Один, не надеясь ни на кого, он следовал побуждениям своей сильной натуры и той гордости победителя, благодаря которой после целого ряда невероятных удач, все считается возможным!

Больше всего их изумило то, что все были послушны, потому что все оказались достойными его.

Рикар и его полторы тысячи солдат пошли во главе. Ней выслал их против неприятельской армии и уговорил остальных следовать за ними. Эта дивизия скрылась вместе с дорогой в овраг, вместе с ней показалась на другой стороне и, смятая первой русской линией, снова скатилась назад.

Маршал, не удивляясь и не допуская других удивляться, собрал остальных, составил из них резерв и двинулся вперед; Ледрю, Разу и Маршан служили ему подмогой. Он приказал четыремстам иллирийцам [238]напасть на левый фланг неприятельской армии, а сам с тремя тысячами человек пошел с фронта на приступ! Он не произнес никакой речи; он шел, подавая другим пример, всегда являющийся самым красноречивым ораторским приемом и самым убедительным приказанием! Все последовали за ним. Они подошли вплотную к первой линии русских, пробили и смяли ее и, не останавливаясь, устремились ко второй; но они не успели дойти до нее, как на них посыпался целый град железа и свинца. В одно мгновение у Нея пали ранеными все генералы, большая часть солдат погибла; ряды опустели; колонна дрогнула, рассыпалась, отступила и увлекла его.

Ней понял, что захотел невозможного, и ждал, пока овраг окажется между его бегущими солдатами и неприятелем; этот овраг был теперь единственным его ресурсом. Тогда, не надеясь ни на что и ничего не боясь, он остановил их и вновь сформировал. Он выстроил две тысячи человек против восьмидесяти тысяч; на огонь двухсот жерл он отвечал шестью пушками и устыдил Фортуну, изменившую столь храброму мужеству!