Анатолий Терещенко - Сталин и контрразведка

По талону за 26.Х выдают по пуду муки рабочим и служащим.

Метро не работает с утра. Трамваи двигаются медленно… Ночью и днем рвутся снаряды зениток, громыхают далекие выстрелы. Многие заводы закрылись, с рабочими произведен расчет, выдана зарплата за месяц вперед. Много грузовиков с эвакуированными: мешки, чемоданы, ящики, подушки, люди с поднятыми воротниками, закутанные в платки.

Бодрый старик на улице спрашивает:

– Ну почему никто из них не выступил по радио? Пусть бы сказал хоть что-нибудь. Худо ли, хорошо ли – все равно. А то мы совсем в тумане, и каждый думает по-своему.

Баба в очереди:

– Раз дело касается родины, значит, все должны одинаково страдать.

– Ну да уж. Сейчас так получается, что каждый должен гадать насчет себя. Кому что удастся.

– Вы не уезжаете?

– Куда там! Сунулись на вокзал, а билетов уже не продают.

– Мой сын пешком пошел. Вскинул на плечи мешок с сухарями, расцеловался и пошел – куда глаза глядят.

– Октябрьскую революцию будем праздновать?

– Обязательно… вон, слышишь, немцы уже конфеты привезли, сейчас на Рогожской сбросили – угощайтесь!

– А нам эти бомбы уже ничего не представляют – пообвыкли.

– Двум смертям не бывать.

– И где она стукнет, никогда не предугадаешь.

– Кому суждено.

– Смерть не страшна, а вот, коли он начнет издеваться, дурость свою показывать.

– Все говорят: у немцев нет того, нет другого. А у нас, гляди-ка, народ мучается в очередях!

– Ну и шла бы ты, старая, к немцам, а еще лучше прямо к сатане на рога!

У трамвайной остановки красноармеец во всем выходном, рядом хорошенькая жена, провожает.

У баб в очереди установился такой неписанный закон: если кто во время стрельбы бежал из очереди – обратно его не пускать. Дескать, пострадать, так всем вместе. А трус и индивидуалист (шкурник) пусть остается без картошки.

17 октября.

Сняли и уничтожили у всех парадных списки жильцов. Уничтожены все домовые книги. Никто теперь не должен ни прописываться, ни выписываться. Пенсионерам выдали на руки все документы.

По словам слесаря М-на, в Русаковском парке вся головка сбежала. Расхищение. Концов не найти. Сегодня ночью бомбежка. Большое количество предприятий было экстренно приостановлено, рабочим выдали зарплату на 1 месяц вперед. Рабочие, получив деньги, бросились покупать продукты и тикать. На некоторых предприятиях ломали оборудование. У рабочих злоба против головки, которая бежала в первую очередь. Достается партийцам. Вечером тревога без бомбежки и бомбежка без тревоги.

По улице двигаются грузовики с бойцами. Из рупора, зычно:

«Ребята, не Москва ль за нами?

Умрем же за Москву!»

Тяжело молчать и тяжело говорить о том, что происходит. На нас обрушилась военная промышленность всей Европы, оказавшаяся в руках искуснейших организаторов.

А где английская помощь?

А может английский империализм хочет задушить нас руками Гитлера, обессилить его и потом раздавить его самого? Разве это не логично, с точки зрения английских империалистов?

Весь мир знает, как тонко умеет «англичанка гадить».

А вот воспоминания другого москвича, художественного редактора Г. Решетина:

«16 октября 1941 г.

Шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького… По шоссе навстречу людям гнали скот на мясокомбинат. Никому до этого нет дела. На огромное стадо всего два погонщика.

К нам во двор забежало несколько свиней. Разбежались по двору. Появился погонщик. Стал нас ругать, думая, что это мы загнали свиней сюда.

– Ну, взяли бы одного, второго поросенка, но зачем же так, – сетовал он.

Отогнал обратно на шоссе.

И все же, как выяснилось позднее, одного поросенка ребята все-таки закололи у сараев.

…Застава Ильича. Отсюда начинается шоссе Энтузиастов. По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся к шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривая их по земле.

Раздаются возгласы: бей евреев!..

Вечером 16 октября в коридоре соседка тетя Дуняша затопила печь. Яркий огонь пожирает книги, журналы. Помешивая кочергой, она одновременно без конца повторяет так, чтобы все слышали:

– А мой Миша давно уже беспартийный, да и вообще он и на собрания-то не ходил. Бедная тетя Дуняша так перепугалась прихода немцев, забыла даже, что ее муж, очень неплохой мужик, тихий дядя Миша, Михаил Иванович Паршин, умер года за два до начала войны.

В ночь с 16 на 17 октября 1941 г.

Почти в полночь пришел двоюродный брат, Самарин Слава. У них на авиационном заводе № 21 то же самое, что и на моем: предложили добираться до Казани, куда завод эвакуирован, своим ходом…

Смотрим в окно. Начинается утро.

Все шоссе – сплошной поток людей, идущих на восток. Коляски, тачки, тележки. Большинство несет пожитки на своих плечах».

Очевидец тех событий Л. Тимофеев записал в своем дневнике:

«16 октября.

Утро. Итак, крах. Газет еще нет. Не знаю, будут ли. Говорят, по радио объявлено, что фронт прорван, что поезда уже вообще не ходят, что всем рабочим выдают зарплату за месяц и распускают, и уже ломают станки. По улице все время идут люди с мешками за спиной.

Метро не работает».

Шестнадцатое октября 1941 года останется самым страшным, самым черным днем в истории жизни Москвы, когда решалась не только судьба столицы, но и всего государства. Говорят, когда эту обстановку доложили преимущественно по линии контрразведки Иосифу Сталину, он несколько отрешенно заметил:

– Ну, это ничего. Я думал, будет хуже.

Да, как различно выглядит октябрь 1941 года в Москве и сама война в сухих формулировках приказов и в чувствах простых граждан, в книгах и в жизни!

Во многих исторических источниках о войне описан, уже ставший хрестоматийным в разных вариантах, так называемый «юхновский эпизод».

5 октября 1941 года в 17:30 из Подольска члену Военного совета Московского военного округа генералу К.Ф. Телегину поступило сообщение: комендант Малоярославского укрепрайона комбриг Елисеев сообщал, что танки противника и его мотопехота заняли Юхнов. Прорвались через Малоярославец, идут на Подольск. До Москвы от Малоярославца по шоссе менее ста километров. По тому времени это два с половиной часа в пути.

Генерал тут же доложил информацию в Генеральный штаб и приказал командующему ВВС МВО полковнику Сбытову проверить данные, поступившие от Елисеева. Летчики несколько раз вылетали в район Юхнова. К сожалению, информация подтвердилась…

Начальник Генштаба в свою очередь доложил Верховному. Через некоторое время Телегину позвонил шустрый и вездесущий Берия и довольно-таки сухо спросил: