Анатолий Терещенко - «Снег», укротивший «Тайфун»

Как известно, ультиматум Хэлла требовал:

– вывода всех войск из Китая и Индокитая;

– признания только чунцинского правительства Чан Кайши; – выхода также из тройственного пакта с Германией и Италией, заключенного в сентябре 1940 года;

– подписания многостороннего пакта о ненападении с США, Англией, Китаем, Голландской Индией и СССР.

Только после этого американо-японские экономические отношения будут восстановлены. Иными словами, США настаивали, чтобы Япония по собственной воле отказалась от всех захватов, сделанных за десятилетие с 1931 года.

Чувствуя свою мощь и достоверные данные разведки, японцы ударили по беспечности американского Тихоокеанского флота. Один из пилотов японских ВВС, участвовавших в налете на Перл-Харбор, после бомбежки писал:

«Внизу я увидел весь Тихоокеанский флот США, и расположение кораблей превзошло все мои ожидания. Я видел весь немецкий флот в Киле, я видел французские линкоры в Бресте. Наконец, я часто видел наши корабли, собранные для показа их императору. Но я никогда не видел кораблей, которые даже в мирное время находились бы на расстоянии 500-1000 метров друг от друга. Военноморской флот всегда должен быть настороже, так как никогда не исключена возможность внезапного нападения. Но то, что я увидел внизу, – это непостижимо. Разве американцы никогда не слышали о Порт-Артуре?»

Советское руководство хорошо знало о коварстве японцев против русского воинства в Порт-Артуре и частей Красной Армии на озере Хасан и реке Халхин-Гол, поэтому и держало солидный кулак наших войск на Дальнем Востоке. На европейской части страна истекала кровью после вероломства гитлеровских полчищ, стремительно приближающихся к Белокаменной.

В Смоленске в штабе группы армий «Центр» 24 сентября состоялось заключительное совещание по вопросу о проведении наступательной операции на Москву. На совещании присутствовали главнокомандующий сухопутными войсками фон Браухич и начальник их генерального штаба Гальдер. Было решено, что вся группа армий – эта огромная махина огня и брони, принадлежащая фельдмаршалу Федору фон Боку, начнет победоносное движение 2 октября. А 2-я армия Вейхса и 2-я танковая армия Гудериана, которая должна будет действовать на правом фланге, перейдут в наступление двумя днями раньше – 30 сентября. Генерал Гудериан вспоминал:

«Эта разница во времени начала наступления была установлена по моей просьбе, ибо 2-я танковая группа не имела в районе своего предстоящего наступления ни одной дороги с твердым покрытием.

Мне хотелось воспользоваться оставшимся коротким периодом хорошей погоды, для того чтобы до наступления дождливого времени по крайней мере достигнуть хорошей дороги у Орла. А дальше закрепить за собою дорогу Орел – Брянск, обеспечив тем самым себе надежный путь для снабжения.

Кроме того, я полагал, что только в том случае, если я начну наступление на два дня раньше остальных армий, входящих в состав группы армий «Центр», мне будет обеспечена сильная авиационная поддержка».

Итак, «Тайфун» разразился 30 сентября ударом танковой группы Гудериана и 2-й немецкой армии по войскам Брянского фронта.

А через два дня, 2 октября 1941 года на советско-германском фронте командующий группы армий «Центр» фельдмаршал фон Бок начал наступление на Москву. Он торопился со своим «центральным блицкригом», – планировал быстрее проскочить «распутицу и морозы» и войти победителем в советскую столицу.

Войска Гудериана, используя методы танковых клиньев и широких охватов, рвались к Орлу. Все три наших фронта: Брянский (Еременко), Западный (Конев) и Резервный (Буденный) ощутили на себе всю мощь неприятельской брони. Вскоре 3-я и 13-я армии Брянского фронта оказались под угрозой окружения.

Под Вязьмой попали в окружение 19, 20, 24, 32 и почти вся 16-я армии Западного фронта. Войска Резервного фронта проворонили Юхнов.

Сталин мерил шагами кабинет и катал желваки. Чувствовалось, что растущее раздражение ему быстро не успокоить. Он становился громовержцем, и, для того чтобы хоть как-то успокоиться, он должен был обязательно метнуть молнией свою энергию на кого-то в трубку. Объектов для спуска недовольства в тот опаснейший час для Москвы было более чем достаточно.

– Где Конев? – Он бросил гневный взгляд на своего секретаря Поскребышева, находившегося в его кабинете.

– Ищут, товарищ Сталин…

– Долго ищете…Что, он иголка в сене? Найдите и доложите.

– Есть, товарищ Сталин, – ответил Поскребышев и с разрешения вождя выскочил из кабинета, чтобы обзвонить войска.

Видно было, вспоминал вызванный к нему Я. Е. Чадаев – управляющий делами Совнаркома СССР, как Сталин ходил поспешно по кабинету с растущим раздражением. По его походке и движению чувствовалось, что он находится в сильном волнении. Сразу было видно, что он тяжело переживает прорыв фронта и окружение значительного числа наших дивизий. Это событие просто ошеломило его.

– Ну и болван, – тихо произнес Сталин. – Надо с ума сойти, чтобы проворонить… Шляпа!

Пока я молча стоял, зашел Поскребышев и доложил:

– Командующий Конев у телефона.

Сталин подошел к столу и с яростью снял телефонную трубку.

В командующего летели острые стрелы сталинского гнева. Таким образом, он выдавал не только порцию «проработки», но и строгого предупреждал за последствия. В конце телефонного разговора он потребовал беспощадно драться с неприятелем и добиться вывода войск из окружения.

– Информируйте меня через каждые два часа, а если нужно, то и еще чаще. Время, время дорого! – грозно указал Сталин.

Обстановка с каждым днем обострялась, Красная Армия находилась в невыгодном положении. Из прифронтовой полосы заместитель командующего Московского военного округа генерал-майор Никольский сообщал телефонограммой народному комиссару внутренних дел СССР, генеральному комиссару государственной безопасности Л. Берии о массовом отходе частей РККА в районе Юхнова.

В частности, он докладывал, что из района Юхнова, что в 40 км западнее Медыни, через Медынь в Малоярославец направляются отходящие части 43-й армии, 64-й артиллерийский полк 53-й дивизии, части 5-й стрелковой дивизии и отдельные мелкие группы других частей. Все отходящие движутся в беспорядке.

О фактах панического отхода частей 43-й и 33-й армий в Юхновском направлении 12 октября 1941 года докладывал специальным сообщением Берии и заместитель начальника управления особых отделов НКВД СССР, комиссар госбезопасности 3-го ранга Мильштейн. В нем он писал о недостаточной оснащенности личного состава вооружением, средствами связи, укомплектованности, нарушениях при строительстве укрепрайонов, а также отсутствии руководства со стороны представителей, прибывающих из штаба армии и фронта.