Анатолий Терещенко - «Снег», укротивший «Тайфун»

Кстати, ее сын служил в моем 77-м полку и погиб под Волоколамском. Она по-матерински отнеслась ко мне. Никогда не забуду ее жертвенность.

Нужно было срочное переливание крови. Необходимого «сока жизни» не было в наличии. А у нее – моя группа крови оказалась. Тогда Зеленова распорядилась, чтобы ее положили рядом со мной для прямого переливания. И вот таким образом она отдала мне часть своей крови. Я ей обязан своей жизнью. Ее уж давно нет, а мне сегодня 89.

Добрая землячка меня всячески опекала. Принимала, наверное, за сына, отдавая нерастраченную свою нежность погодку ее первенца и любимца. После переливания крови и мучительных операций по пересадке кожи и наращиванию мышечной массы я встал на ноги. Это были очень тяжелые операции.

Помню, лежу на госпитальной койке. Полночь. Тишина. Смотрю в проем окна куда-то наверх. Вижу кусок темного ночного неба, словно расшитого бисером. В яркой зимней россыпи звезд висит латунная сковородка луны. Природа как бы приглашает. Я плачу, глядя на эту красоту, не то из-за радости, что я остался жив, не то от грусти, что война меня покалечила, и я на всю оставшуюся жизнь буду инвалидом. Переживания не дали мне уснуть до утра. И таких ночей с мучительными внутренними монологами было много.

Часто снились цветные сны с лесами Смоленщины и Подмосковья. И колонны, колонны наших и неприятельских войск. Гудела и грохотала земля от многотонных бронированных чудовищ, нарисованных снами с фантастическими формами. В природе таких танков не было, какие рисовал мне умиротворитель ночного блаженства Гипнос.

Потом проезжала моя почему-то самоходная пушка «сорокапятка» на огромных колесах, а за нею по пыльной дороге то шаркали солдатские ноги в ботинках с обмотками, то вдруг возникала каменная площадь, и по ее торцам, сверкая начищенным хромом сапог, чеканя шаг, проплывали радостные советские воины.

Продолжал я воевать во снах и с немцами. Бил по ним из своей пушки, стрелял из противотанкового ружья, колол штыком, строчил из автомата, бросал в неприятельскую гущу гранаты. Довоевывал то, чего не пришлось сделать дальше. Словно помогал своим товарищам, оставленным на поле брани.

Вот таким образом война для меня и закончилась.

В 1944 году я поступил в МГУ на международный факультет. В октябре того же года распоряжением правительства факультет преобразовали в МГИМО…

Итак, судьба рядового Шорина Валентина Алексеевича молодыми годами была вмонтирована в рамки опасной для столицы и страны вражеской военно-стратегической операции «Тайфун», потерпевшей поражение из-за мужества, стойкости и героизма тысяч наших людей. Казалось, сама суровая природа зимы 1941/42 года не могла стерпеть позора присутствия германских оккупантов на земле Подмосковья и выжигала противника суровыми морозами и кинжальными метелями вместе с армейской местью за поруганную Отчизну.

И враг сильный, очень сильный, отступил, отстреливаясь, и – побежал.

Потом наступила пора для вчерашнего солдата почти 25-летних загранкомандировок со встречами с интересными людьми в США, Польше, Эфиопии, Венесуэле, на Кубе и в ряде других стран.

И все же под старость вражеские осколки и пули, принятые защитником Москвы, дали о себе знать. Сначала он потерял одну ногу, а потом лишился и другой. Но он не сдался на милость недугу, весь проникнут верой, что он нужен людям, а они нужны ему.

– Сущность всякой веры, – заметил в беседе Валентин Алексеевич, – состоит в том, что она придает жизни такой смысл, который не уничтожается смертью. А что касается просьб у Бога, то скажу: я бы уверовал в Бога, да смущает толпа посредников. Их много, я один. За право быть в строю Жизни надо бороться, не уповая на чью-то помощь.

Бывший солдат, ставший уважаемым дипломатом, подробно рассказывал об особенностях первого визита советского лидера в США, о встречах с В. Молотовым и О. Трояновским, Д. Эйзенхауэром и Н. Хрущевым, Ф. Кастро и М. Монро, Г. Жуковым и К. Рокоссовским и многими другими знаменитостями.

Какая насыщенная жизнь!

Рассказ об этих встречах – это уже другая история! А может быть, и другая книга о герое.

Как известно, группе армий «Центр», возглавляемой фельдмаршалом Федором фон Боком, была поставлена задача взять Москву. Это был один из строптивых военных стратегов. В 1941 году фон Бок выражал отдельные элементы несогласия с вторжением в Советский Союз и даже отказался во вверенной ему группе армий выпустить и распространить по частям кейтелевский «приказ о комиссарах». Потом он, конечно, выполнил и выполнял его, но без энтузиазма.

Его штаб превратился в рассадник антигитлеровского заговора. Достаточно назвать такие имена, как глава разведки группы полковник Хеннинг фон Тресков, личные адъютанты фон Бока – граф Генрих фон Харденберг (родственник Бисмарка) и граф Генрих фон Лендорф-Штейнорт (внук одного из фаворитов Вильгельма I, лейтенанта Фабиан фон Шлабрендорфа), и другие, чтобы поверить в эту мысль.

Как писал о фон Боке Джон Уиллер-Беннет, «хотя он глубоко презирал национал-социализм и находил все более отталкивающей его растущую кровожадность, однако фактически продолжал ему служить. Фон Бок был настолько поглощен собственным тщеславием и эгоизмом, что из-за мелочности характера даже пальцем не пошевелил ради того, чтобы сбросить режим, к которому он не испытывал ничего, кроме презрения. Он являлся одним из тех многих, кто в ответ на все предложения заговорщиков отвечал:

– Если все удастся, я вас поддержу, но я не собираюсь брать на себя ответственность в случае провала».

Его портрет рисовался многими современниками одинаково: серьезный, целеустремленный, с аристократическими манерами. Высокий и подтянутый, он был суров, честолюбив, высокомерен и полон рвения. Именно такие его качества, как напористость и амбиции, снискали ему в армии кличку или прозвище Священный огонь Кюстрина.

Речь шла о причастности майора фон Бока к незаконной деятельности националистической организации «Черный рейхсвер», а потом разгрома, с его же подачи, а также убийствам своих сослуживцев, – «изменников, выступивших против Германии» во время службы в 1923 году в крепости Кюстринского гарнизона.

Он был участником боевых действий в Польше и Франции. Сейчас его ставка дирижировала войсками, нацеленными на советскую столицу. Авторитет фон Бока в войсках был чрезвычайно высок. Ему в начале восточного похода была поставлена задача уничтожить крупные силы в районе Минска. В результате большая часть трех советских армий и части еще двух к 29 июня 1941 года оказались окруженными в белорусской столице и вокруг нее.

Несколько недель спустя он уже докладывал в Берлин, что группа армий «Центр» справилась с задачей – русские потеряли убитыми и ранеными 324 тыс. человек, захвачено 3332 танка и 1809 орудий.