Игорь Кузьмичев - Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование

Да еще и не понимают, да еще шпыняют, и все твои открытия ни к чему. Вон Чехова поняли, наконец, слава богу! – чуть не через сто лет, что же и нам надеяться на будущее, утешаться: ах, потомки… А ведь неохота потомков ждать, человеку нужна немедленная реакция на все, что он содеял. Правда? Я вон пишу, например, что странник идет, а его с бешеным ревом машины обгоняют. Пишу и думаю, что это я не так просто пишу, а вроде символично. Странник – машины. В нашем веке все: прошлое и будущее. И вот ни одна собака не обращает внимания на мои машины, на мой этот символ, а все кричат: ага, странник! Ага, отщепенец! Пессимист! Абстракционист!

Встречали Вы когда-нибудь разбор Ваших вещей? Я имею в виду настоящий разбор, настоящее понимание, когда этот аналитик каждую Вашу строчку повторит, рассмотрит, решит, к чему она, зачем Вы ее написали, почему Вы поставили именно это, а не другое слово. То есть объяснил ли кто-нибудь Вам Вас? А это ведь так нужно, чтобы уверенней работать и жить, чувствовать, что ты не задаром работаешь.

Ну вот. Так что теперь я почему-то страшно хочу проплыть по Оке, на солнце поваляться, посадить чего-нибудь у Вас в саду, поймать какого-нибудь дивного леща.

Влюбиться в кого-нибудь! Это, Константин Георгиевич, страшное дело влюбиться. Чтобы тоска хватала. Даже пусть безответно, все равно здорово.

Недавно написал я новый рассказик. Почитайте его, будет он напечатан (если ничего не случится) в № 3 «Огонька» [61]. Рассказик короткий очень – 5 стр. И написал я его как-то сам по себе, не знаю для чего.

А над чем Вы работаете?

Меня в Польше стали переводить. И в Братиславе.

Ну, до свиданья! Я Вас очень, очень люблю, только Вы пишите мне. Ей-богу, надо Вам подбрасывать хоть корявое полено в мой огонь.

Адрес мой: Голицыно, Моск. обл., Коммунистическая, 26, Дом творчества писателей.

Крепко обнимаю Вас!

Как живет Галя? Она как-то исчезла из писательского общества, нигде ее не увидишь [62].

Опубликовано с купюрами в журнале «Литературное обозрение» (1986, № 8).

<���Зима 1960>

Дорогой Константин Георгиевич!

Сим извещаю Вас, что мною получен № 1 венгерского журнала «Надьвилаг», в котором напечатан «Арктур».

Снова должен я благодарить Вас, т. к. из письма переводчика явствует, что напечатали они рассказ по Вашему совету.

Журнал очень приятный на вид, и пахнет хорошо, но только ни одного слова, кроме своей фамилии, я не понял – очень уж чудной язык.

В журнале же оказалось содержание за прошлый год, а в содержании есть Вы и Ваша вещь: «Остап Бендер». Долго я размышлял, что бы это значило, но так и не догадался.

Тут у нас завернули морозы, правда, пока несильные, градусов на 15–20. Выпало много снега. Вечером дым падает вниз, а дым березовый, и снег под ногами хрустит, а от холода в носу щекотно.

Когда Вы приедете в Москву? Я очень хочу Вас видеть. И еще: половим ли мы с Вами рыбу когда-нибудь?

Я получил одно письмо, в котором есть несколько прекрасных слов о Вас и которое я кладу вместе с моим.

В марте предполагается очередная тур<���истическая> поездка в Чехословакию. Я собираюсь поехать, не хотите ли и Вы? Право! Встретят Вас там, как бога, я думаю.

Ну вот и все. Сценарий свой я закончил, перечитал и вижу, что действительно я абстрактный гуманист, как назвал меня Гус [63].

Буду теперь писать рассказы. Есть у меня один замысел, похожий на Вашу «Телеграмму», но только в другом плане.

Вообще чертовски мне хочется Вас видеть.

Будьте здоровы, крепко обнимаю Вас, напишите мне!

Опубликовано с купюрами в журнале «Литературное обозрение» (1986, № 8).

28 марта 1960. Москва

Здравствуйте, дорогой Константин Георгиевич!

Отбыл я свой срок в Голицыне, да едва ли не зря отбыл: написал всего с гулькин нос, ибо посетила меня некстати любовь…

Ну, в общем, все это позади, т. к. для любви я решительно не гожусь по своему несчастному образу жизни, любить меня может только женщина с нервами кардинала Ришелье. Уезжаю вот на днях в Дубулты – и на сколько бы Вы думали? – на два месяца. Как живет нормальный человек? Нормальный человек едет на Оку весной или еще куда-нибудь, охотится, ловит рыбу, ночует у костра, выпивает с друзьями, поет хриплые песни, любит женщин и делает массу разнообразнейших и приятнейших вещей.

Ненормальный человек покидает родные пенаты, покидает друзей и женщин и свой Арбат и все, и едет в Дубулты (или в Ялту), садится в комнатенке, курит, злится, стучит на машинке, мельком только взглядывает за окно, на природу, на солнце, на белок, страдает бессонницей и живет так месяц, два, три – и все для того только, чтобы потом в тоске ходить по редакциям, предлагать сотворенное в эти три месяца и получать везде отказы. Ах, ах!

Очень долго возился я со сценарием, сделал раз, потребовали поправок, сделал второй раз и забастовал: душа с них вон! Я ведь хитрый, возьму и уеду в Дубулты, там они меня не достанут, а ведь фильм ставить надо, вот и поставят, поскрипят зубами, а поставят. Режиссер у меня дипломник ВГИКа [64], ему обязательно нужна картина.

В Дубултах ждет меня механическая и довольно приятная работа: буду переписывать все свои рассказы для сборника. Некоторые написаны года два-три назад, и теперь, на свежий взгляд, я в них замечаю много лишнего, что надо убрать. Боюсь я за свой новый сборник, т. к. процентов 80 в нем будет рассказов в духе «Странника» и «Отщепенца», редактор может многое выбросить.

А какой я недавно рассказ написал, если б Вы знали! Называется он так: «Запах хлеба». Маленький рассказик, но я им страшно доволен, так, как не был доволен почти ни одним. Его тут в Москве все читают, но печатать наверно никто не будет. [65]В числе двух других он должен был пойти в «Октябре», но Панферов со свойственной ему странностью вдруг переменил мнение и отказал.

А как Вы поживаете? Как подвигается работа? В Ялте сейчас наверно все цветет…

Я все хотел как-нибудь махнуть в Ялту, поглядеть на Вас, поговорить, да все не судьба. Ну, авось, летом в Тарусе увидимся. Очень я соскучился по Вас.

Всего доброго Вам, держитесь, не болейте!

Крепко обнимаю.

Да! Был недавно в «Литературке», говорил с работником отдела писем. Так вот по письмам, т. е. по количеству писем о Вас – Вы сейчас стоите на первом месте. Назло всем нам. С чем Вас и поздравляю, тая в душе, как Вы догадываетесь, черную зависть.

Опубликовано с большими купюрами в журнале «Литературное обозрение» (1986, № 8).

10 сентября 1961

Дорогой Константин Георгиевич!

Спешно пишу Вам вот по какому поводу. Я здесь видался и даже выпивал с Левитом [66]. Его настроение мне очень не понравилось. Исполняя его просьбу, я сообщаю Вам положение дел в Калуге.