Владимир Разумков - С кортиком и стетоскопом

Артиллерист, мужественный и стойкий капитан-лейтенант Галанцев не мог скрыть слез. Его хозяйство, эти замечательные орудия, из которых только недавно мы так удачно отстрелялись и радовались всем экипажем — были вырваны со своих мест безжалостно и безвозвратно. И все это на глазах матросов, которые, прячась от командиров, все равно видели все это варварство. Эта военная техника, которой они гордились и лелеяли, в одночасье, волей бездумных руководителей, шла на слом. Это было не просто кощунство, это был плевок в души людей, которым как бы продемонстрировали ничтожность их труда и волнения по поводу качества ремонта и приведения матчасти в идеальное состояние. Все мы, не зависимо от специальностей, были шокированы, оскорблены и унижены происходящим действом. Командир угрюмо стоял на мостике, не отвечая на вопросы офицеров. После артиллерийских башен, так же варварски, вырвали торпедные аппараты и корабль «жертва хрущевского разоружения», как боевая единица флота перестал существовать. «Корабль-цель» — вот окончательный приговор с переводом из корабля II ранга в III ранга и соответствующими кадровыми изменениями. Я к этому времени был так замучен корабельной службой и отсутствием перспективы, что готов был уволиться с военной службы в любое время.

Увидев и осознав идиотизм решений нашего политического руководства по отношению к Флоту и, в частности, к судьбе «Безудержного», я схватился за перо и написал письмо на имя Хрущева, где описал с каким варварством проводят его решения о сокращении флота, обратив особое внимание на моральный аспект этого действа и влияние его на умы и чувства личного состава и их моральное состояние на перспективу. Письмо перед отправкой решил прочитать нескольким офицерам корабля. Они слушали молча, сочувственно глядя на меня, видимо предполагая, что доктору, как военному, скоро придет конец. Наверное, так бы и произошло, если бы кто-то из них не «капнул» замполиту, что Разумков пишет крамолу с возможными последствиями. Уже на следующий день, утром он явился ко мне в медпункт и потребовал прочитать письмо на имя Генерального секретаря товарища Хрущева. Я сказал, что оно уже запечатано.

— Распечатай и читай, — категорически приказал он.

Я его вскрыл и прочитал. Зам взял его себе и сказал, что если я сам не дорожу своими погонами, то должен думать о других, намекая, разумеется, на себя и командира, упустивших воспитание корабельного «вольнодумца» с возможными для них оргвыводами.

— Хочешь писать — стихи пиши или рецепты, и не лезь не в свои дела, — заключил он. — Много вас тут критиков. Политику партии и правительства не одобряешь, что ли?

— Нет, нет. Только не это. Политику партии и правительства я всегда «одобрям».

Я смирился и, наверное, правильно сделал, ибо всегда помнил напутственные слова контр-адмирала Бельского, нашего политического вождя в Академии, сказанные им при выпуске:

— И последнее, товарищи офицеры. Примите к сведению слова старика, прослужившего сорок лет на флоте — не писайте против ветра, кроме брызг на собственные штаны — никакого удовольствия не получите. До свидания, братцы!

Так, бесславно и в короткие сроки, закончилась жизнь одной из боевых единиц черноморской эскадры, эскадренного миноносца «Безудержный» и началась жизнь корабля-цели с бортовым номером 72. Сократив офицерский состав до минимума, меня опять не стали трогать.

— Доктор, что вы ерепенитесь, замолкните! — рассержено говорил Михайлов.

— Вы, как и я, всегда нужны, хоть на барже, хоть где, там, где есть люди и плавсредства. Вот так то.

С Васей Празукиным я прослужил и прожил в одной каюте более пяти лет. Ранее я уже писал о его шутках и розыгрышах. Он был хорошим интендантом, добрым человеком, не теряющим чувство юмора в любой обстановке. Его приколы запоминались всеми, особенно, когда они касались начальства. Так в 1959 году он был откомандирован на корабли проданные, а возможно и подаренные, нашим добрым «кукурузником» Президенту Индонезии Сукарно, который в то время тоже озаботился строительством социализма в своей полуголой стране. И вот крейсер и несколько эсминцев, получив все необходимые запасы, двинулась вокруг Африки (Суэцкий канал был в то время закрыт) через Индийский океан к далеким берегам экзотической страны пожелавшей изменить свой социальный строй. Этого было достаточно, чтобы Хрущев, не посчитавшись с народными деньгами, затраченными на строительство кораблей — сделал этот дорогой подарок другу Сукарно. Как теперь говорят наши безголовые, но глянцевые: «Имидж все, остальное ничто!». Ну и тогда были такие же умники.

Так вот Вася, чуть не главный интендант эскадры, идет в Сурабаю, где и вручает подарок осчастливленным островитянам. Все очень рады, даже орангутанги. Домой добирались через Владивосток. Скудную валюту, выданную в Индонезии, истратили на подарки и сувениры, а кто-то и прогулял. Возвращались налегке (в финансовом смысле), экономя каждый рубль, чтобы доехать до Севастополя и не заболеть дистрофией. Движение по Транссибу в течение десяти дней не шутка. Возглавлял экипаж подаренных кораблей капитан I ранга Молодцов. Внешность его подтверждала его фамилию, крепкий и уверенный в себе флотский начальник. Резкий на язык и весьма требовательный к подчиненным офицерам. Так вот где-то на просторах Сибири, на каком-то полустанке поезд остановился. Была поздняя осень, и вдруг Вася увидел торговку арбузами. Пошарив по карманам, собрал мелочевку, выскочил на перрон и кинулся к продавщице.

— Красавица! Почем арбуз?

— Три рубля килограмм!

Вася схватил небольшой кавун, взвесил, расплатился и ринулся в вагон, где на площадке столкнулся с Молодцовым.

— О, арбуз! Почем, Празукин?

— Тридцать копеек за килограмм, товарищ капитан I ранга!

— Тридцать копеек! Всего! — удивленно воскликнул комбриг и тут же кинулся к торговке. — Скорей, скорей! Вот этот! — и он указал на здоровенный арбуз.

Торговка взвесила.

— С вас двадцать четыре рубля.

— Как двадцать четыре рубля? Он же на восемь килограмм потянул. Вы что? Почем арбузы-то?

— По три рубля за килограмм. Вы что, не знаете, перед вами капитан брал.

— Да он же по тридцать копеек! Торговка возмутилась:

— Вот так всегда, чем больше погоны, тем жаднее человек. Перед вами капитан брал, не торговался. А вы сразу — дорого!

Молодцову ничего не оставалось, как расплатиться из своих скудных запасов. Заскочив в купе, тут же вызывал Празукина. Тот прибыл, как всегда фуражка на затылке, рука вывернута ладонью вперед при отдании чести.

— Товарищ капитан I ранга, капитан Празукин слушает Вас!

— Ты, Празукин, почем арбуз брал, а?