Сергей Есин - Дневник 1984-96 годов

А может быть, газеты торопятся разобрать вышедшую книгу, отрецензировать журнальную публикацию? Политик, диктатор нашего времени, диктует здесь свои узкопрагматические интересы. Здесь только редкие "свои", и все равно, какого они качества! Критические мафии, обслуживающие те или иные кланы, полагают, что их энергичные действия по высаживанию собственной рассады остаются незаметными для широкой публики. Увы, заметны. И все это не способствует уважению к книге ни со стороны рынка, ни со стороны инвесторов, ни со стороны государства. Давайте согласимся, что прибыльное дело должно вызывать уважение.

Что бы я предложил, имея в виду создавшееся положение, как дилетант?

1. Начну с журналов, главнейшего компонента нашей духовной жизни, основного редактора и "поставщика" нашей серьезной литературы. Они — "Новый мир", "Знамя", "Октябрь", "Москва", "Звезда", "Сибирские огни", "Наш современник" — должны быть взяты под государственное покровительство, а рассылка и распространение их — гарантироваться государством.

2. Продукция любого издательства, представляющая основной пласт духовно формирующей литературы, научная и научно-просветительская литература, а также русская классика должны быть освобождены от налогов. Снять их с энциклопедий, словарей, с медицинской — не знахарской! — литературы, с многострадальных гениев прошлого, с литературы христианской. Вопрос этот в каждом случае необходимо решать небольшой группой экспертов на местах.

3. Освободить от каких-либо налогов книготорговлю, занимающуюся распространением этой же самой духовно формирующей и учебной литературы.

4. Литература должна получить реальные льготы на государственном радио и на телевидении, преимущество на рекламных полосах средств массовой информации.

Писателю свойственно мечтать. Его нелепые фантазии уносили его на Луну, необитаемые острова, крутили над крышами Парижа и Москвы.

Как ни странно, эти нелепые фантазии, вернее, суть их оказывалась провидческой, иногда фантазии воплощались в жизнь. Я не верю ни в единое слово своих сегодняшних экономических мечтаний. Но вдруг? А может быть? Впрочем, в книгу-то я верю и отчетливо представляю, что издевательство и мучение книги не приносят неправеднику ни удачи, ни спокойствия, ни счастья".

15 июня, вторник. В субботу по дороге на дачу разбили мою машину. Дама из гастронома за рулем въехала мне в багажник. Никто в Москве последнее время не страхуется. Теперь предстоит процедура суда и т.п. Все это меня страшит.

Почти ничего не читаю, ничего не пишу, не успеваю. Голова занята самым простым — институтом. Вот она, оборотная сторона честолюбивого реванша.

23 июня, среда. В ДК МАИ состоялся чрезвычайный съезд ректоров. Сидел во втором ряду, весь накал страстей на лицах начальства был виден. Я и не предполагал, что разрушение высшей школы так сильно. По сравнению с положением по стране Литинститут в прекрасном состоянии. Большинство вузов даже не могут отпустить своих преподавателей в отпуск. Нет денег. Оказалось, все преждевременные обещания Ельцина — блеф, все осталось на бумаге, кредиты вузам не открыты и т.д.

Съезд начался очень решительно: забастовка, ультиматум, прервать и вызвать правительство. Начальство, сидящее в первом ряду президиума, — помощник президента по вопросам высшего образования, председатель комитета, наш министр — изображало, что все будто происходит как бы само собой, а не в результате их нерешительности, нежелания ставить вопросы и настаивать. Но постепенно они, как и всегда, взяли в ловушку боязливую массу интеллигенции: все ограничилось бумагами и устными репримантами. О, как просветлели эти лица!

24 июня, четверг. В 12.00 ученый совет. В 15.00. вручал свидетельство об окончании ВЛК. Как было грустно: это последнее "прости" от бывшего СССР: ребята из разных республик! Кому это мешало? К сожалению, все это исчезнет — и дружба, и любовь, и наше русское просвещение Востока.

В 16.00. принесли долгожданную бумагу от Госкомимущества: все передали нам! Как все же действовенен традиционный подход бюрократии…

25 июня, пятница. Сегодня выпускаем кубинцев. В 13.00.

29 июля, четверг. Был на панихиде по В.Я. Лакшину. Может быть, последний человек в литературе, который ко мне хорошо и сердечно относился. Я помню, как он читал "Соглядатая" в "Знамени". Как говорил о моем умении "втягивать" читателя. Скольким, по существу, я ему обязан!

Панихида состоялась в клубе "Известий" по Анастасьевскому. Долго ждали гроба с телом. Я не большой специалист по знакомствам: была вся Москва, из кучи людей все время выскальзывали знакомые лица. Не видел ни Бакланова, ни, кажется, кроме Труновой, никого из "Знамени". Вынырнула из-за плеча головка самки шакала — Аллы Гербер. Недавно она отсветилась на ТВ из Израиля с М. Казаковым, теперь прибежала здесь проверить впечатления.

Наконец привезли гроб, и вдруг в зале раздалось какое-то сильное и упорное шуршание — это с принесенных цветов снимали целлофан.

Выступали с заученными или подготовленными речами. Афиногенов, Черниченко, Свободин, Раушенбах, еще академик — имя не помню… Скучно, все политика, политика. Несколько слов сказала Исмаилова. Искренне, истерично. Но в этих речах нет нежности прощания с покойником… В самом конце, когда я пробился сквозь толпу, увидел, что он лежал под грудой цветов с серым лицом и перекривившимся от боли или грусти огромным своим лбом.

В институте все плохо. Мне надоело.

4 августа, среда. Был на похоронах Виктора Поляничко, погибшего в Грозном. Все это происходило в ДК Сов. Армии. Там, где мы снимали для телевидения новогодний книжный бал. Поднимался по той же лестнице, где я так вальяжно ходил. К Лидии Яковлевне не подошел. От метро — море солдат и офицеров. Встретил Бор. Лещинского и Аду Петрову. Виктору двадцатому предложили быть главой администрации Ингушетии. 19 человек отказались до него, ему отказываться уже было нельзя. Но он — единственный, кто мог что-то сделать. Вспомнил Афганистан, свой бинокль.

День был жаркий. Во дворе министры, депутаты и т.д. Вдруг появилась огромная, в орденах, погонном золоте фигура Варенникова. Мне показалось, что все стали по стойке "смирно". Совершенно нестареющий Лигачев, Людмила Зыкина с черными крашеными волосами и с венком живых цветов. Я не мог забыть, что она сняла свою подпись под Обращением к народу.

Вечером звонил Петя Кузменко. Умер Гейченко. По телефону надиктовал некролог.

6 августа. Сегодня зарегистрировали институт в мэрии. Главой по этому делу числится, естественно, Мих. Влад. Шерр, но человек милый.

Видел Евг. Сидорова. Читал как министр культуры у нас лекцию для немцев.